Рауль Ванейгем - Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни)

Любовь должна быть освобождена от своих мифов, имиджей, зрелищных категорий; её подлинность должна быть усилена, ей должна быть возвращена её спонтанность. Нет иного способа бороться с её интеграцией в зрелище и против её превращения в объект. Любовь не может выдержать ни одиночества, ни фрагментации, она неотделима от воли к преобразованию ансамбля человеческого поведения, от необходимости построить общество, в котором любовники всюду чувствуют себя свободно.

Рождение и смерть момента любви связаны с диалектикой воспоминания и желания. In status nascendi [20] при рождении, лат., прим. пер. , желание и воскрешение в памяти первых исполненных желаний (несопротивление подходам) взаимно усиливают друг друга. В самом моменте воспоминание и желание совпадают. Момент любви является хронотопом подлинной жизни, настоящим, содержащим в себе воспоминание о прошлом и желание настоящего. На стадии разрыва, воспоминание продлевает страстный момент, но желание понемногу убывает. Настоящее разлагается, воспоминание ностальгически обращается к прошлому счастью, в то время как желание предчувствует будущее несчастье. В разрыве, отчуждение действенно. Воспоминание говорит об ошибке недавнего прошлого и окончательно ослабляет желание.

В диалоге, как в любви, в любовной страсти, как в проекте общения, проблема заключается в том, чтобы избежать стадии разрыва. Для этой цели можно предположить следующее: - растянуть момент любви насколько возможно во всех направлениях, иными словами не отделять его ни от других страстей, ни от других проектов, и поднимать его до момента истинного построения ситуации; - способствовать коллективному опыту индивидуальной самореализации; и увеличивать количество любовных встреч с вовлечением большого количества стоящих партнёров; - постоянно сохранять живым принцип удовольствия, придающий проектам самореализации, общения и участия их страстный характер. Удовольствие — это принцип объединения. Любовь — это страсть единства в общеммоменте; дружба — это страсть единства в общем проекте.

Нет такого удовольствия, которое не искало бы своей последовательности. Его прерывание, его неудовлетворённость, провоцирует нарушение, схожее со «стазисом», о котором говорил Райх. Репрессивные механизмы власти поддерживают перманентный кризис в человеческом поведении. Удовольствие и тоска, рождённая в его отсутствие, по сути, обладают социальной функцией. Эротика — это движение страстей, становящихся едиными, игра с единством и множеством, без которой нет революционного единства [21] Сплин всегда является контрреволюционным» — С.И. n° 3 .

Вильгельм Райх приписывает большую часть нарушений в поведении нарушениям оргазма, тому, что он называл «оргиастической импотенцией». По его мнению, тоска рождается из незавершённого оргазма, из разгрузки, не дающей полного выхода целому ансамблю возбуждений, ласк, эротических игр… готовящих и делающих возможным сексуальный союз. Райхианская теория считает, что накапливаемая и нерастрачиваемая энергия становится плавающей и превращается в тоску. Тоска неисполненного удовольствия блокирует оргиастическую разгрузку в будущем.

Но проблема напряжения и его ликвидации существует не только на уровне ликвидации. Она характеризует все человеческие отношения. Хотя Райх и предчувствовал это, он нигде не продемонстрировал, что современный социальный кризис также является кризисом оргиастического типа. Если «источник энергии невроза находится на полях, разделяющих накопление и разгрузку сексуальной энергии», мне кажется, что источник энергии наших неврозов также находится на полях, разделяющих накопление и разгрузку энергии человеческих отношений. Целостное удовольствие всё ещё возможно в моменте любви, но когда пытаешься продлить этот момент, дать ему социальное продолжение, не можешь не прийти к тому, что Райх называл «стазисом». Мир дефектов и незавершённости является миром перманентного кризиса. Чем же тогда будет общество без неврозов? Перманентной фиестой. Нет иного гида кроме удовольствия.

«Всё, что любишь женственно», говорил Ла Меттри, «империя любви не признаёт иных границ кроме пределов удовольствия». Но само удовольствие не признаёт никаких пределов. Удовольствие, которое не растёт, исчезает. Повторение убивает его, оно не может приспособиться к фрагментарному. Принцип удовольствия неотделим от целостности.