Марк Блиев: Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений

В XIII веке, после смерти Давида-Сослана и Тамары, оставивших двух сыновей и одну дочь, грузинское феодальное государство обнаружило признаки распада. Тогда же подверглось оно нашествию татаро-монголов. В условиях разоренной монголами экономики Закавказья грузинские источники средневековья впервые сообщают нам о враждебных отношениях, складывавшихся между грузинскими землями и Южной Осетией. В сочинении анонимного автора XVI века сообщается, что грузинский правитель Давид VIII и «правитель осетин Пареджан» имели тесную дружбу, вместе ходили в походы против монголов. Естественно, речь могла идти о союзнических отношениях между Закавказской частью Осетии и древним государством грузин. Тот же источник сообщает, что, несмотря на союзнические отношения между Давидом VIII и правителем Осетии, «грузины и осетины имели между собой вражду: они были натравлены друг на друга так, что кто был сильнее, убивал другого». Явно было, что политическая раздробленность, наступившая в грузинском царстве и в Осетии, а также татаро-монгольское господство привели к постоянной междоусобице.

В XV веке Грузия представляла собой три небольших княжества – Картлинское, Кахетинское и Имеретинское, каждое их которых было независимо друг от друга. Так же автономно существовали Осетия, занимавшая территорию северного и южного склонов Кавказского хребта, Абхазия, Мегрелия и Гурия. В начале XVI века грузинские княжества – Картлийское и Кахетинское вошли в состав Персидского государства, Имеретинское княжество – в состав Османской империи. С этого времени в Восточной Грузии, ставшей персидской провинцией, началось утверждение «персидской модели» феодализма, характерной особенностью которой являлась идеология восточного деспотизма.

Суть ее заключалась в установлении в грузинских феодальных княжествах, подпавших под власть персов-шиитов, кызылбашей, т. е. «красноголовых», новых форм земельных и административных отношений. В абсолютном большинстве районов Грузии, куда доходила шахская рука, отменялась система союргаля, ранее традиционная для грузинского феодализма; при этой системе, по существу европейской, феодал имел вотчину и выступал как собственник земли. При персидских Сефевидах главным собственником земли становился шах, а грузинские тавады, в том числе «цари», являлись валиями шаха, получавшими земли, владения и титулы от шаха. И титул, и владение землей имели пожизненный характер, но никак не наследственный. Эта система, собственно, становилась основой, на которой зиждилось крайне деспотическое господство персов в грузинских феодальных княжествах. В целом они меняли не только социальную систему, но и базисные духовные ценности грузинского общества, основанные на православной религии. Чтобы представить политическую картину, изменившуюся в грузинских княжествах при господстве Сефевидов, приведем описание Давида Багратиони. Шах-Аббас – один из наиболее ярких представителей сефевидского Ирана (конец XVI – начало XVII в.) «велел умертвить ядом Картлинского царя Георгия... Кахетинский царь Александр сделался жертвою тиранских насилий сего персидского владетеля. Взятый заложником сын его Константин, находясь в Персии, принял магометанский закон. Шах Аббас позволил ему возвратиться в отечество, обещав поставить его царем в Кахетии, если он убьет отца своего, царя Александра. Константин, возвратясь в Иверию, дерзнул совершить сие ужасное злодеяние. Убив своего отца и брата своего Георгия, он присвоил себе царскую власть над кахетинцами». Но Константину не дали местные «вельможи» и народ княжить – «убийца был истреблен тем мечом», которым он расправился с отцом и братом. «Вельможи и народ вручили царство Кетеване, вдовствовавшей супруге Давида». Но подобные назначения, соответствовавшие желаниям грузинских тавадов и народа, противоречили персидской системе получения титула валия. Шах Аббас пригласил Кетевану и «предложил ей принять магометанство, обещая новые выгоды». Но княжна отказалась принять ислам, и «тиран, в ярости своей, „велел“ ее „предать мучениям“. Царица Кетевана была обнаженная привязана к столбу, по частям резали ее тело...» Так поступали каждый раз шахи, если грузинские «цари-валии» не подчинялись новой, персидской системе господства и подчинения. Мы еще не раз вернемся к этой теме, здесь же укажем на другое – на то, что в советской грузинской историографии борьба грузинских княжеств с персидским господством традиционно рассматривалась в героико-романтическом духе. На самом деле в ней, в этой борьбе, прежде всего следовало видеть жесткое столкновение двух разных форм феодализма – «старой» грузинской, освященной православием, и персидской, основанной на идеологических установках шиитского толка. Несомненно, что столетиями господство кызылбашей – главным образом в Восточной и Центральной Грузии – приводило к перестройке социальной системы грузинского общества, и это, пожалуй, явилось самым тяжелым для Грузии и соседних с ней народов последствием. Грузинские хроники XVI, XVII и XVIII веков полны военно-феодальной междоусобицы, борьбы за «владения», повинности, пленных людей, скот и прочую военную добычу. Важной статьей этой междоусобицы являлось получение титула валия или моурава. Кстати, заметим, что система дарения шахом титулов во многом изменила форму административного управления. По данным Ш.А. Месхиа, Телави – центр Кахетии, входил «в управление кахетско-кизакского моурави», но «назначаемые в Телави моурави всегда назывались персидским таруга», ставшим синонимом «грузинскому моурави». Если брать по должности выше, то Георгий Саакадзе, несмотря на противостояние шаху, в грамотах Луарсабы II называется «эмиром эмиров», тем самым отдается дань новой традиции, внедренной персидскими шахами. Иначе говоря, персидская форма управления, как и в других областях общественного устройства, столь глубоко проникла в грузинскую жизнь, что феодальные княжества Грузии, входившие во владения шаха, обретали черты политической системы, господствовавшей в самой Персии. Изощренные формы насилия и жестокости, измены, коварства, вероломности и прочие свойства деспотизма вместе с господством Персии проникали в социальное устройство грузинских княжеств. Первым варварские формы феодальной идеологии проявил Г. Саакадзе. Женатый на осетинке, дочери Нугзара Эристави, Саакадзе благодаря военной поддержке осетин возвысился как моурав, разгромил персидские вооруженные отряды, затем обрушился на осетин, своих верных союзников, и установил в Южной Осетии свое феодальное господство. Вскоре, однако, персидский шах, подавив восстание, в Картлию и Кахетию назначил своих правителей – мусульман. Тогда же Восточная и Центральная Грузия еще больше укрепилась в положении вассала Персии, становясь неотъемлемой частью шахского государства: при коронации персидского шаха управитель Картли-Кахетии, присутствие которого было обязательно, должен был держать в руках «павлинное перо» – символ зависимости от шаха. Это продолжалось вплоть до начала 80-х годов XVIII века, до заключения Георгиевского договора между Россией и Картли-Кахетинским царем Ираклием II. Что касается территории Западной Грузии, то она целиком находилась в подчинении Османской империи. Здесь проводилось насильственное отуречивание местного населения.