А. Арбатов - Российская национальная идея и внешняя политика. Мифы и реальности.

Расширение периметра границ в тех случаях, когда они не достигали естественных сухопутных и морских рубежей, наталкивалось на растущее сопротивление других государств и порождало новую уязвимость. Этот периметр безопасности то и дело нарушался восстаниями присоединенных народов, а также экспансией других великих держав, доходившей иногда до самой Москвы (в XVI, XVII и XIX вв., и в 1941 г. — соответственно, при вторжении крымских татар, поляков, наполеоновских и гитлеровских войск). Возвращение утраченных территорий требовало огромных жертв со стороны народа, концентрации ресурсов на военные нужды и более жесткого авторитарного политического режима, а также внедрения не подлежавшей обсуждению идеологии для того, чтобы оправдать жестокость и неэффективность гигантской государственной машины. Несомненно, Великая Отечественная война 1941–1945 гг. явила самый трагический, жестокий и героический пример такого рода.

Попытки реформировать и модернизировать Россию иногда прямо имели целью усилить военную мощь и поддержать дальнейшую экспансию империи (Петровские реформы). В других случаях, когда они более глубоко затрагивали экономическую и политическую систему (вторая половина XIX и начало XX вв.), они сразу же вступали в столкновение с задачей сохранения ядра огромной империи и защиты его от инакомыслия внутри и посягательств извне. В 1905 г. едва удалось сохранить империю, в 1917 и 1991 гг. подобные попытки окончились провалом.

Эти рассуждения призваны показать следующее: "особость" России не в том, что она является неким таинственным смешением Европы и Азии, и не в том, что она исполняет историческую роль то "моста", то "барьера" между двумя цивилизациями. Напротив, уникальные национальные качества России — в той мере, в какой они более заметны, чем особенности французов, немцев или англичан, — главным образом есть продукт ее исторического развития как особым образом расположенной европейской нации и государства, безопасность которого подвергалась особым угрозам. Последние и определили ее специфическое внутреннее экономическое и политическое устройство, общественную психологию и традиции, культуру и идеологию.

Два века татаро-монгольского ига, а в дальнейшем — постоянный контакт с тюркскими этническими группами, несомненно, оставили след в русском языке (как мавританская культура повлияла на Испанию, а оттоманская — на балканские народы), но не в политической или экономической ментальности или идеологии России. Русская литература, живопись, музыка, архитектура, философия, наука и техника являются неотъемлемой частью именно европейского культурного и технического развития. Обе свои крупнейшие идеологии — христианство и марксизм — Россия заимствовала у Европы и приспособила к своим условиям.

Хотя тюрки и мусульмане составляли значительную (до 25 %) часть населения как Российской Империи, так и СССР, Россия никогда не заимствовала их идеологических, политических или экономических традиций, а скорее навязывала им свои. Сегодня Российская Федерация на 80 % состоит из русских и других славянских этнических групп. Хотя большая часть ее территории расположена в Азии, там проживает лишь 15 % населения РФ, 90 % которых — русские. В этом смысле Россия гораздо менее азиатская страна, чем азиатской, полинезийской или американской была в XIX веке Великобритания, имевшая превосходившие метрополию по населению колонии соответственно в Индии, Австралии и Новом Свете.

Столь же смехотворно определять Россию как "мост" или спасительный "кордон" между Европой и Азией. После вторжений варваров в III–V вв. основные пути, связывавшие эти части света, всегда шли через Центральную Азию (Великий шелковый путь), Средний и Ближний Восток и Восточное Средиземноморье, а в XX в. — через Индийский океан (в Европу) и через Тихий океан (если включать и Соединенные Штаты в понятие Запада). Марко Поло, Христофор Колумб, Васко де Гамма и даже русский купец Афанасий Никитин предпочли другие пути на восток суровым сибирским просторам, а один из них заодно и открыл Америку. Если Русь когда-либо и была для других мостом, то скорее между севером и югом Европы в раннем средневековье ("из варяг в греки").

С "кордоном", который якобы жертвуя собой спасал Европу от азиатских нашествий, на поверку тоже не все обстояло однозначно. Древние славяне не только не препятствовали нашествиям готов, гуннов, булгар, скифов и вандалов на Рим и Византию, но нередко и сами присоединялись к таким набегам, оставляя свой "щит на вратах Цареграда". Нашествие на Европу мавров в VII–XIV вв., а затем турок-сельджуков и Оттоманской империи в XIII–XVII вв. шло путями Малой Азии, Балкан, Сицилии и через Гибралтар в Испанию. Монгольское нашествие середины XIV в., пройдя и покорив Русь, достигло Чехии и, — судя по той панике, в которую оно повергло раздробленную усобицами пап и императоров Европу, — было вполне способно продолжать путь к "последнему морю". Монгольский поход был свернут из-за начавшихся вокруг престолонаследия внутриплеменных распрей, а порабощенная Русь затормозила его не более, чем завоеванные монголами до того Северный Китай, Средняя Азия, Персия, Закавказье и Крым.