Так-то оно так… И слишком многие убедительно доказывают, что это именно так. Не только ведь Фрейд, но и Данте: «Любовь, что движет Солнце и светила»… Ну, а где «любовь, что движет солнце и светила», там «Бог есть любовь».
И становится понятно, почему любовь побеждает смерть. Потому что Бог побеждает смерть. «Я есмь воскресение и жизнь»…
Восхищение личностью воскрешающего Бога, причем Бога, воскрешающего своею любовной жертвой, создало культуру, в которой живет огромная часть человечества. Не все живущие в этой культуре — христиане. Но ведь не одни христиане заполняют Лувр или галерею Уффици. Личность Бога, воскрешающего своей любовной жертвой, — это личность Христа. Христианин зачарован Богом-Сыном, пожертвовавшим собой ради человечества. Эта влюбленная зачарованность создала тот мир, в котором мы все живем. Трудно даже себе вообразить, каким бы был мир без этого. И был ли бы он.
Однако, кроме Бога-Сына, есть Бог-Отец. Для иудея, например, только он и есть. А значит, только он и является объектом поклонения, восхищения и любви. Этот Бог не приносил себя в жертву на алтарь человечества и не может быть любим за это. За что же он может быть любим? Каков его основополагающий подвиг? Сотворение мира. То есть высшее Творчество.
Мы видим, что апелляция к Творчеству как некоему благому полюсу тоже возможна. Да, преобладает апелляция к Любви (в каком-то смысле Эросу) как благому полюсу. Но и Творчество может выступать в качестве такого полюса.
Помимо приведенной мною выше религиозной аргументации, есть и аргументация светская. Любовь (Эрос) есть благой полюс для всего живого или большей его части. Не наличие и отсутствие Любви маркирует границу между человеком и животным миром. Эту границу маркирует Творчество. Творчество, а не Любовь. Но если мы помещаем на благой полюс Творчество, то что на другом полюсе? С чем борется Бог-Творец? С той самой Тьмой, которая над Бездной. Вопреки этой Тьме он утверждает свое Творение и осуществляет акт Творчества.
Так мыслит и чувствует религиозный человек. А светский?
Светский человек понимает, что для животного в каком-то смысле смерти нет. Что она есть только для человека. Что только человек знает о ее неизбежности и живет вопреки этому знанию. Знание о смерти отчуждено от человека быть не может. А то существо, которое «освободят», отчуждая от подобного знания, человеком уже не будет. Воля же человека — пока он остается человеком и у него есть воля — будет или волей к жизни, или же… Или же, опять-таки, волей, но волей к смерти. При этом и жизнь, и смерть — не предельные инстанции, к которым адресована воля. Та воля, которую называют «волей к жизни», как минимум, нетождественна животным инстинктам, с которыми эту волю иногда путают. Эта воля к жизни метафизически обусловлена отношением к тому, что называется Бытием. В человеке стремление быть и жить совпадают. И этим человек отличается от животного, которому неизвестно, что значит быть.
Но если за волей к жизни (Эросом) стоит влечение к Бытию, то что стоит за волей к смерти (Танатосом)? Об этом мучительно думал Фрейд. Стоит ли за Танатосом только влечение к небытию? Или же Танатос предполагает наличие влечения человека к фундаментальному антагонисту Бытия? Которым является не небытие как чисто отрицательная категория, а Тьма, Иное. Нечто, обладающее отрицательной активностью. Причем активностью фундаментально метафизической.
Мигель де Унамуно, осудивший испанских фалангистов за некорректность их восклицания «Да здравствует смерть!», был, конечно, прав. Ибо смерть как таковая, равно как и ее олицетворение — Танатос, не могут здравствовать. Но и фалангисты были правы. Поскольку на самом деле их пожелание здравствовать было адресовано совсем не к смерти в узком смысле слова и даже не к Танатосу, а к Тьме Предвечной, как к предельному основанию оных. Тьма же Предвечная, в отличие от узко понимаемого Танатоса, может здравствовать. В метафизически отрицательном смысле слова.
Таковы мои соображения в пользу рассмотрения не вполне стандартной двухполюсной схемы, на одном (благом) полюсе которой Творчество. А на противоположном… Можно было бы сказать — Тьма. Но с учетом характера вопросов, которые я сейчас хочу обсудить, удобнее говорить — Танатос. В каком-то смысле Танатос и есть Тьма. Поэтому противопоставление Творчеству Танатоса мне представляется корректным. Но, даже если это и не до конца так, стоит немного пожертвовать корректностью и строгостью противопоставления ради выявления существа дела.
Читать дальше