Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

Экуменизм — это движение, направленное на сближение христианских церквей. Но православные фундаменталисты ни с кем сближаться не хотят. Есть только одна истинная церковь — православная. Все остальные — католики, протестанты — суть ереси. С ними надо бороться, а не сотрудничать. И еще: надо ликвидировать отдел внешних церковных сношений как источник всяческой заразы. Такой вот «православный большевизм».

Помню настойчивый совет одной прихожанки соединить церковь с государством. Логика была простая: тогда государство сможет действовать именем Бога, а Бога боятся, что поможет навести порядок в обществе.

Меня эта логика не вдохновляла. Я предпочитаю старую схему: кесарю кесарево, Богу Богово. Кесарь обязан гарантировать свободу совести. Тот есть свободу выбора. Хочешь — верь, не хочешь — не верь. Те, кто не верит, обязаны не мешать, не препятствовать тем, кто верит, общаться с Богом. А те, кто верит, обязаны не навязывать свою веру тем, кто не верит. Мирное сосуществование, если угодно. Мирные, интеллигентные дискуссии, споры, сопоставление аргументов.

Прошедшие с тех пор годы показывают, что РПЦ настойчиво стремится вторгнуться на территорию кесаря. Исторически это понятно. В императорской России церковь всегда была смиренным орудием власти. Не случайно Достоевский заметил: «Церковь как бы в параличе, и это уже давно». В Советской России церковь давили и третировали. Наконец-то она может дышать полной грудью. И она дышит. И торопится компенсировать многовековой паралич расширением своего влияния по всем азимутам: от школы до армии. Меня это смущает, и я надеюсь, что со временем всему будет найдена мера.

В прошлом веке митрополит Московский Филарет сказал так: «Престолы возникают и падают, алтари же стояли и стоять будут». Да, алтари крепче престолов. Но еще древние заметили: «Человек есть мера всех вещей». Не престолы. Не алтари. А именно человек. Поэтому мне ближе другой тезис: «Алтари возникают и падают, человек же стоял и стоять будет».

Вся первая половина 1998 года прошла под знаком ожесточенных споров об «останках». Бурлила царская семья. Волновалась церковь. Воспрянули русские монархисты. Странные пассы делали обитатели Кремля.

11 июля я писал в «Известиях»: «На фоне громадных трудностей, в которые погружена Россия, на фоне обнищания десятков миллионов, в атмосфере всеобщей неуверенности и озлобления, вызванных тяготами повседневной жизни, когда тысячи и тысячи рабочих, учителей, врачей, офицеров месяцами не получают зарплату, начальственная суета вокруг „останков“, приторные разглагольствования о царях, императорах, монархах, облагодетельствовавших Россию, выглядят как театр абсурда, как действительное кощунство, издевательство над тревогами, бедами, страданиями народа». Так звучал своего рода камертон к телевизионной передаче, которая состоялась на следующий день.

Все говорят о примирении и покаянии. Я предложил телезрителям подумать: кого с кем надо мирить и кому надо каяться.

Дрались «красные» с «белыми». Ни тех ни других давно нет. А Зюганов не тянет на «красного», как «князь» Голицын на «белого». Только время рубцует раны прошлого, только в океане времени исчезает пугающий призрак гражданской войны. Если кого и надо примирять сейчас, так это власть и народ. Но «останки» никакого отношения к этому примирению не имеют.

А покаяние?

Революции суровы к монархам. Положил голову на плаху английский король Карл I. Были гильотинированы французский король Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта. Их казнили по решению парламентов. Русский царь не был казнен. Царь был зверски, в упор, убит. Вместе с царицей и детьми, вместе с врачом и слугами. Это была варварская, изуверская акция. И покаяние имеет смысл.

Но кому каяться? И палачи, и пославшие их властители давно отошли в мир иной. Рухнула великая держава, ответственная за деяния своих отцов-основателей. Пришли новые поколения. Но они не отвечают за грехи предыдущих. И все-таки старые исторические долги надо платить. Независимо от отношения к «останкам».

Насколько я понимаю состояние нынешнего общественного сознания, Россия кается перед Романовыми. Но гораздо больше оснований для того, чтобы Романовы покаялись перед Россией.

Среди 17 романовских царей возвышается гигантская фигура Петра Великого. И среди своих предшественников Николай II менее всего любил Петра. Ибо был несоизмерим. Бездарный царь вовлек Россию в полосу несчастий, которые в конце концов поглотили и его. В 1923 году, оглядывая — уже из Парижа — последнее царствование, русский философ Сергей Николаевич Булгаков писал: «В сущности, агония царского самодержавия продолжалась все царствование Николая II, которое все было сплошным и непрерывным самоубийством… через все бесчисленные зигзаги своей политики и последний маразм войны».