Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

А дальше ты будешь делать то, что прикажет Ельцин».

Без подписи.

Возможно, я и делал бы то, что приказывал Ельцин, но он не приказывал. А вот с товарами и ценами — тут штука такая. Если цены будут как до 1985 года, то товаров не будет. Точнее, их будет столько, сколько было до этого самого года. Когда их не покупали, а «доставали».

Для хунты это, без сомнения, были трагические дни. Сами, своими собственными руками, путчисты загубили все то, ради чего рисковали честью и карьерой. Им нужна была сильная, авторитетная, стоящая у руля партия, КПСС. Она была сметена. Им нужен был могучий, «сверхдержавный» Советский Союз. Они подтолкнули его к пропасти. Им нужен был социализм, даже наш, даже с любым лицом. Они поставили точку в истории советского, просоветского, околосоветского социализма.

Эти сжатые выводы появились не сразу. На близком расстоянии отдельные деревья, детали, события загораживали лес, общую картину. Свою точку зрения, свое понимание общей картины я изложил в статье «От перестройки к революции» («Известия», 09.09.91):

«Мне представляется, что понятие „перестройка“ — и психологически, и по существу — изжило (или изживает) себя. Психологически, потому что оно как бы было облечено в одеяния из положительных эмоций, связано со всеобщей революцией надежд, с эйфорическим сознанием, душевным подъемом, от которого теперь мало что осталось. По существу, потому что перестройка являлась типичной, со всеми присущими ей ограниченностями, революцией „сверху“; она „планировалась“ как относительно ограниченная во времени, упорядоченная, проводимая под строгим партийным контролем операция, в ходе которой мы именно перестраиваем, улучшаем старый дом, а не возводим новый, принципиально иной конструкции.

Жизнь, развитие событий довольно быстро стали опрокидывать указанную схему. Стихийно возникли новые горизонты. Но Горбачев и его все более странная команда, выписывая изящные и менее изящные пируэты, поворачиваясь то вправо, то влево, делая то шаг вперед, то два шага назад, фактически оказались не в состоянии целенаправленно руководить перестройкой.

Очередной парадокс. Помогла нам, спасла нас неудачная попытка государственного переворота. Поднятая ею волна возмущения, протеста, сопротивления, вывернутые из мостовой Красной Пресни булыжники, которые стали оружием интеллигенции, обозначили новый этап, новую фазу нашего развития. По-моему, можно говорить — со всеми оговорками, но можно говорить — о начале революции „снизу“, революции подлинно демократической.

Точнее, перед нами две революции, два революционных потока.

Первый, оставаясь на политическом уровне, можно, хотя и несколько условно, с опережением событий, назвать народно-демократическим. Отсюда — больше радикализма, определенности, меньше полумер, половинчатости, сомнительных компромиссов. Цель — реальная демократизация всей общественной жизни, полное, не урезанное осуществление прав и свобод гражданина, включая — как журналист, не могу не сказать об этом — свободу, независимость печати и не урезанную гласность.

На уровне же социально-экономическом дело идет к полному демонтажу „казарменного социализма“ и замене его не „обновленным“ социализмом („Назад к Ленину!“), а одним из вариантов неокапитализма (посткапитализма, социал-капитализма и т. п. — фантазия богата) на австрийский или шведский манер. С нашей, если ума хватит, спецификой.

Наши деды и отцы проиграли битву за „светлое будущее“. Мы отступаем с тяжелыми потерями. Рынок — лекарство очень горькое. Важно сохранять ясную голову, не поддаваться ни митинговому реву, ни вещаниям новоявленных рыночных пророков, не объявлять черным все, что именовалось белым. И наоборот.

Мы, повторяю, отступаем, но разложение монопольной государственной партии, КПСС, вовсе не означает, на мой взгляд, что в становящемся обществе, в рамках многопартийности и плюрализма не останется места людям и партиям, исповедующим социалистический выбор, верящим в коммунистический идеал. Будущая история — это свободный выбор наших детей и внуков.

Вторую линию, второй революционный поток можно рассматривать как национал-демократическую революцию, как окончательный и бесповоротный распад последней мировой империи. Буквально за несколько дней была обнажена вся искусственность, вся традиционность тех конструкций, на которых держался новоогаревский проект Союзного договора. За исходную платформу любых возможных взаимоотношений принята неурезанная, полная — в смысле международного публичного права, — так сказать, осязаемая независимость каждой республики (государства).