Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

Мы не научились еще говорить правду, мы не отучились еще бояться начальства. И пока не отучимся, трудно нам будет перестраиваться.

Спасибо за внимание».

Были бурные аплодисменты. Но толку было мало. На самом съезде прения журчали в давно проложенном русле. Да и после съезда перемены в международной журналистике происходили не столько по инициативе Союза журналистов, по воле начальства (осознали и разрешили!), сколько под влиянием стихийного развития событий. Там, где получалось, там, где было можно, «верхи» всегда старались затормозить перестройку журналистики, держать под контролем «свободу» слова.

Когда я выступал, в президиуме съезда сидел Лигачев и что-то записывал. В ладошки не хлопал. После звонил, как говорят, на телевидение и просил дать мне «отдохнуть».

Борьба — и не как обмен аргументами, а скорее как перетягивание каната — шла на всех этажах партийно-государственного здания. От политбюро до партийных бюро самого низкого уровня. Горбачев колебался, дергался в разные стороны, что придавало силы и наглости его политическим противникам.

Хрестоматийный пример — появление 13 марта 1988 года в «Советской России» знаменитой статьи Нины Александровны Андреевой «Не могу поступаться принципами». Это была вызывающая, открытая атака на перестройку по всему фронту, причем атака с консервативных, сталинистских позиций. Не появление статьи удивило: уж плюрализм так плюрализм. Удивило странное молчание «демократических» СМИ. Люди, от которых зависела контратака, то есть публикация ответа Андреевой, разбежались по кустам и испуганно выглядывали оттуда.

Пока «барин» в лице Яковлева 5 апреля (только 5 апреля!) не опубликовался в «Правде».

20 апреля заседало правление Союза журналистов. В повестке дня было что-то о роли журналистики в проведении радикальной экономической реформы. Но мне хотелось говорить о другом. И я позволил себе сделать это.

«Уважаемые товарищи!

Вопрос, который сегодня внесен в повестку дня, чрезвычайно важен. Если мы не осилим радикальную экономическую реформу, если реформа опять утонет в полумерах, как это было в 1965 году, перестройка окончится провалом.

Вместе с тем успехи экономической реформы напрямую зависят от общего политического курса, от той идеологической платформы, на которой мы осуществляем перестройку. Именно на этой стороне дела я хотел бы остановиться.

Конкретно речь пойдет опять-таки о набившей всем оскомину статье Андреевой. И все-таки я буду говорить об этой статье, потому что те дни, с 13 марта по 5 апреля, я рассматриваю как позорные дни для нашей журналистики.

Мы называем себя оружием партии. Когда-то, может быть не очень удачно, говорили, что мы — „подручные партии“. Так что же получилось с этим оружием, когда в „Советской России“ была опубликована статья, идущая вразрез с политической линией партии?

Должен сделать оговорку. То, что статья Андреевой была опубликована в „Советской России“, я считаю нормальным явлением. Если мы говорим о демократии, если мы всерьез говорим о гласности, то люди, которые придерживаются таких взглядов, как Андреева — а их немало, — имеют право изложить свои взгляды в печати.

Ненормально другое. Ненормально то, что мы с вами после опубликования этой статьи набрали в рот воды.

Отдельный вопрос о „Советской России“.

Мне бы очень хотелось понять мотивы поведения товарища Чикина. Допустим, он не мог понять, не мог разобраться, против перестройки или за перестройку статья Андреевой. Это один вариант. Есть и другой. Допустим, он активно не согласен с линией партии и поэтому публикует Андрееву. Но при любом варианте мы должны задуматься, в чьих руках находится партийная газета. Кто распоряжается этим оружием партии.

Мы должны задуматься над тем, почему молчала „Правда“? Почему молчали „Известия“? Почему, как мне говорили, статья Андреевой была перепечатана в ряде областных газет? Это вызывает большую тревогу. Какое же мы „оружие партии“, если не смогли разобраться в этом. Говорят, здесь действовал механизм торможения. Я бы сказал так: действовали механики и даже главные механики торможения. А у нас не хватило политического мужества, чтобы отстаивать политику партии, отстаивать дело перестройки, чтобы дать отпор взглядам, которые излагала Андреева.

Следовательно, давая политическую оценку происшедшему, мы должны признать: что-то не в порядке в нашем журналистском цехе. Наша политическая зрелость недостаточна, не соответствует тому уровню, который требует партия. И мы должны откровенно это сказать и над этим задуматься.