— Стараемся, но не всегда получается…
Не ручаюсь за точность. Давно дело было. Но смысл был именно такой. И самое интересное. Кончив разговор с Андроповым, Брежнев без всяких комментариев вернулся к беседе со мной.
Отправился к Цуканову. Он дал такое разъяснение: Брежнев понимает, что ты будешь рассказывать знакомым, как он выручал Медведева. Это ему и нужно.
Я и рассказывал.
Наконец, о том, что мне известно лучше всего. О работе рядом с Брежневым. Брежневым здоровым.
Хорошо работалось. Обстановка была максимально демократической. Докладчик не давал подробных установок. Самые общие соображения. Это позволяло предлагать разные варианты. Во время обсуждений можно было спорить, отстаивать свою точку зрения, свою позицию. Нервные могли шуметь и размахивать руками. Брежнев внимательно слушал, обычно сохраняя невозмутимый вид. Мог пошутить. Даю пример руководящего юмора:
— Кричите, кричите, а я выйду на трибуну, скажу, и это станет цитатой.
Требовал от нас внимательно относиться к замечаниям членов и кандидатов. Особенно Суслова. К Суслову он относился с иронией, усмешкой. Как бонвиван к кабинетному сухарю. Никогда, как иногда пишут, Суслов не играл роль «серого кардинала». Он был главным по «чистоте», и только тут его голос имел решающее значение.
В общем, Брежнев был восприимчив к новым постановкам вопроса, к новым подходам. Но там, где наружу выходили его нутряные «марксистско-ленинские» установки, сбить с этих установок было невозможно. Тем более если он мог сослаться на Суслова.
Не менее, чем содержанию, Брежнев уделял внимание форме выступления. Его допингом были аплодисменты. Поэтому, чтобы расшевелить аудиторию, он настойчиво требовал внедрения в текст «ударных мест», «пафосности». Внедряли…
Итог четвертый. За цековские годы я познакомился и работал вместе со многими замечательными людьми, которые прочно вошли в мою жизнь. О некоторых из них я уже упоминал. Дополню галерею мини-портретов.
Из отдела пропаганды к нам перешел Николай Владимирович Шишлин. Элегантный, подтянутый, умеющий не только говорить (он был лектором), но и писать. В Завидове, когда Брежнев бросал курить, он во время кино сажал рядом с собой курящего Шишлина и велел пускать дым в свою сторону.
Помню еще забавный случай. Брежнев возвращался из Братиславы поездом, а желающим отдал свой самолет. Мы с Николаем и Вадимом Загладиным были желающие. Плюс Блатов. Летели весело. Потом Николай скрылся, думали — спать пошел. Вдруг слышим, кто-то снаружи стучит в самолет. Растерянно смотрим по сторонам. Высоко ведь. Стук повторяется. Появляется Николай. Оказывается, он решил исследовать генеральные удобства, захлопнул дверь, а выйти не может. Стал стучать. Испугал нас. Выпили за здоровье Маршака: «Кто стучится в дверь ко мне…»
Мы с Николаем любили жарить мясо. Покупали бифштексы по 37 коп. Раскаляли у него на кухне сковородку. И без капли масла, стоя у плиты и орудуя вилками, доводили бифштексы до кондиции. Жена его, прелестная Елена Владимировна, гостеприимно терпела.
Как и всякий хороший человек, умер преждевременно.
Большим оригиналом был Рафаил Петрович Федоров. Ходячая энциклопедия. Знал все. Исключительный педант. Был нетерпим к беспорядку в любых его проявлениях. Долго жил в ФРГ (нелегал по линии ГРУ). Немецкий знал блестяще. В Завидове тренировал Александрова. Произвел фурор, уйдя из социалистической семьи и женившись на машинистке. В годы перестройки стал заместителем заведующего международным отделом. Была, говорят, идея направить его послом в Германию, но МИД заартачился. Умер от рака.
Валентина Алексеевича Александрова импортировали из МИДа. Поначалу это вызывало некоторые сложности. Нам приходилось довольно часто критически отзываться о бумагах из МИДа, даже подписанных Громыко. Александрову это казалось почти кощунством. Но освоился. Работал, как правило, в паре с Блатовым. Жена (тогдашняя) — пианистка Тамара Гусева. Пудель еще был. Пианистка тщетно настаивала, чтобы консультант его выгуливал. Все это отражено в элегии
ПЛАЧ КОНСУЛЬТАНТА
Курица — не птица.
Пудель — не кобель.
Мне давно не снится
Вешняя капель.
Ж…а — не соловушка.
Консультант — не муж.
Жена моя — вдовушка.
В сердце моем сушь.
Утро, день и вечер
В ленинском ЦК
За речами речи
Ткет моя рука.
Ночью, как в тумане,
Собственной жене
«Анатоль Иваныч»
Я шепчу во сне.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу