Жан Грав - Умирающее общество и Анархія

Говоря о патріотизмѣ, нам нельзя не затронуть и страшной язвы современной военщины. Военное сословіе образовалось, как мы уже видѣли, очень рано, и очень рано утвердило свое господство над остальными членами класса или племени, в средѣ котораго установилось таким образом первое раздѣленіе на военных и не-военных: раньше всѣ без различія шли воевать, когда в этом представлялась надобность. Нѣсколько позже внутри самого военнаго сословія произошло второе раздѣленіе – на командующих войском и простых солдат.

Мы не знаем, насколько правильно проходило человѣчество различныя стадіи своей эволюціи, т. е. переходило ли оно постепенно от охотничьяго быта к пастушескому, а затѣм к земледѣльческому. Оно несомнѣнно начало с охоты, рыбной ловли и сбора диких растеній и плодов, но проходило ли оно затѣм двѣ послѣдующія стадіи с такою же послѣдовательностью, с какою ученик переходит из класса в класс, – это далеко недостовѣрно. Мы склонны скорѣе думать, что эти три способа добывать себѣ пропитаніе соединялись так или иначе, смотря по условіям данной мѣстности, и что какое-нибудь охотничье племя, напримѣр, вполнѣ могло продолжать жить главным образом охотой, не смотря на то, что ему был уже извѣстен способ воздѣлыванія какого-нибудь полезнаго растенія, и лишь впослѣдствіи перейти к скотоводству.

Как бы то ни было, но достовѣрно одно: военное сословіе при всѣх условіях сумѣло сохранить за собою преобладание. Даже тогда, когда ему приходилось дѣлить власть с другими, оно всегда оставляло за собою главную роль и при всѣх, смѣнявших друг друга правительствах, становилось их существеннѣйшей опорой.

Пока это сословіе оставалось замкнутой кастой, вербовавшей своих членов из своей собственной среды и ведшей войны на свой страх и риск, населеніе, хотя и страдало от его хищничества (так как военные не стѣснялись отбирать у крестьянина все, что вздумается), но раз эта дань была уплочена и раз только по сосѣдству не было никакого войска и никакого укрѣпленнаго замка, крестьянин мог быть сравнительно спокоен; во всяком случаѣ, он не должен был отдавать лучшіе годы своей жизни на усиленіе армій своих же собственных эксплуататоров.

Впослѣдствіи владѣльцы земель начали вооружать, в случаѣ крайности, живущих на их землях крестьян; еще позднѣе вошла в обычай вербовка солдат для королевскаго войска с помощью различных уловок и заманчивых обѣщаній; наконец, буржуазія окончательно взвалила заботу о своей защитѣ на плечи своих рабов: она заставила рабочих отдавать на охрану государствующаго класса извѣстную часть своей молодости и таким образом вполнѣ усовершенствовала военную систему. Но так как дать рабочим в руки оружіе и сказать им просто «защищайте меня, а я в это время буду наслаждаться жизнью» было слишком опасно, то буржуазія создала в подспорье себѣ культ патріотизма.

И вот, благодаря этой лжи, ей удалось заставить рабочих втеченіе долгаго времени безропотно платить «налог крови»; благодаря этому софизму она могла систематически отнимать у цѣлаго ряда поколѣній самую здоровую, самую цвѣтущую молодежь и посылать ее на физическую и нравственную гибель в тюрьмы, носящія названіе казарм; и никто не думал сопротивляться: никто не спросил, по какому же праву требуют от людей, чтобы они на цѣлые семь, пять или три года своей жизни превращались в автоматов, в безсознательныя орудія убійства, в пушечное мясо.

Впрочем, нѣт: отдѣльные протесты были всегда, дезертирство и уклоненіе от воинской повинности – явленія вѣроятно такія же старыя, как и сами постоянныя арміи. Но они не основывались ни на каком разумном убѣжденіи; совершавшіе их люди не руководились сознаніем права своей личности, а дѣйствовали скорѣе под вліяніем чувства отвращенія к военной службѣ – чувства, которое они вовсе не трудились разбирать. Мало того: даже тѣ голоса, которые раздавались против войны и милитаризма в литературѣ, обусловливались исключительно непосредственным чувством, а не основывались, или основывались лишь в очень незначительной мѣрѣ на логических выводах, на соображеніях о человѣческой природѣ и правах личности.

Буржуазія и ея литературные панегиристы пѣли такія громкія хвалы во славу патріотизма и войска, употребляли на восхваленіе их столько лжи и софизмов, что в концѣ концов люди окончательно перестали сомнѣваться в дѣйствительности существованія прославляемых добродѣтелей: войско стало безусловно считаться олицетвореніем всевозможных прекрасных качеств, вмѣстилищем всѣх гражданских доблестей. Не было такого романа, гдѣ не фигурировал бы старый служака – образец неподкупной честности, беззавѣтно преданный своему генералу, у котораго он служил когда-то деньщиком, сопровождая его во всѣх перипетіях его жизни; он охраняет его от козней невидимых врагов и наконец жертвует жизнью ради спасенія своего господина; иногда, для разнообразія, он спасает ребенка-сироту, втайнѣ воспитывает из него героя и, наконец, указывает ему средства возвратить себѣ былое состояніе, отнятое врагами его семьи.