Сергей Кургинян - Содержательное единство 1994-2000

Все, что как-то соотносится хотя бы с относительной некатастрофичностью, связано с первым из рассматриваемых сценариев. В рамках этого сценария только и возможно то или иное развертывание фигур нынешнего премьера, претендующего на статус лидера столь неблагополучного государства.

И никакого соотнесения не будет в случае, если новому лидеру не удастся осмыслить и разрешить (на основе этого осмысления) свои отношения с "византизмом" описанного нами типа и качества. В завершение этого описания укажем, что подобный "византизм" вряд ли стоит жестко увязывать только с властью, с нынешним Кремлем. Упадочная демократия легко может трансформироваться в упадочный же реставрационизм. А та политическая культура, которую мы (далеко не первыми) очень условно назвали "неовизантийской", в основе своей, конечно, имеет упадочную усталость, неспособность ни к какой мобилизации и глубокое отвращение по отношению к любому усилию, основанному на презираемой декадентской упаднической усталостью политической цельности.

Часть 5.

В.Путин и Чечня – "неовизантийские игры" на геополитическом поле

Каковы бы ни были общие проблемы по части соотношения государственности и того размытого и внутренне противоречивого демократизма, который победил в 1991 году, на обломках советской универсальной империи есть такая Частность, в которой Общее наполняется особым содержанием. И такая Частность внутри общих проблем указанного формата – это Чечня. То, что мы и назвали "Второй попыткой". Следует отдать дань уважения тому, кто решается на вторую попытку вопреки всему, что произошло в рамках первой. Но нельзя допустить, чтобы эта попытка была попыткой с негодными средствами. Платить будут не только творцы попытки. Платить будем все мы. И потому постараемся включить объемное зрение там, где сейчас работает зрение в лучшем случае двумерное.

В.Путину сколько угодно может казаться, что он в Чечне ликвидирует криминальный очаг и защищает целостность Российского государства. Для византизма – это так только с позиций крайней политической наивности. С позиций умеренной политической наивности византизм позволяет Путину считать (коль скоро он готов это делать), что в Чечне осуществляется накачивание рейтинга преемника и будущего президента России.

На самом деле в Чечне накачивается только неопределенность. И создается беспрецедентный товар многовекторного и многоразового использования. И вновь – имя этому товару Неопределенность, возведенная в принцип.

Фиксируя такой характер "чеченского генератора неопределенности" и соотношение этого генератора с постсоветским российским "византизмом", мы не пытаемся переходить на позиции "теории заговора" (заговора того же "неовизантизма", к примеру). Геополитическая неопределенность в нынешней России не сотворена, а актуализирована (разбужена). Она существовала и ранее как в советский, так и в досоветский период. Она в силу этого объективна, а не конспирологична. "Неовизантизм" же просто превращает живую вариативность в технологическую "многоэлементность". Он умерщвляет спор идей и одновременно раздувает трупы этих идей, превращая эти трупы в инструменты сложной и бесплодной игровой техники.

За счет такого умерщвления и раздутия "неовизантизм" осуществляет то единственное, что для него является "реализацией власти": он создает "фабрику Неопределенности" и интенсифицирует производство этой субстанции, являющейся для него одновременно формой и условием власти.

Что же для этого делается в Чечне?

Для того, чтобы произвести максимальное количество этой Неопределенности, византизм использует в Чечне так называемый "конфликт империалистов, националистов и евразийцев". Не секрет, что начиная с Афганистана значительная часть наших военных не хотела выигрывать войну (разрывать исламскую дугу и т.п.). Сам термин "ограниченный контингент" в этом смысле более чем знаменателен. То же самое происходило и в последующем. Не секрет также, что для другой части военного и военно-политического сообщества не только Афганистан и Средняя Азия, но и Кавказ (именно – как Закавказье, так и Кавказ в целом, включая Северный) являются лишними частями национального государства. Это восходит еще к трудам школы Беннигсена. И это весьма актуально по отношению к нынешней псевдонационалистической военной элите.

В этом смысле та группа, которая хочет выигрывать войну на своих южных границах, всегда является "империалистической" (это может быть советский, коммунистический, империализм, и это может быть империализм антисоветский, антикоммунистический, демократический и т.д.). Все равно он всегда будет сжат с двух сторон. Для евразийцев: "Нам нужно дружить с исламом, а не воевать с ним! Войну с исламом нам диктуют сионисты и атлантисты!" Для националистов: "А на фига нам эти чурки с их кавказской или иной варварской дикостью?" Евразийство и уменьшительный национализм в России всегда противостоят империализму того или иного типа.