Сергей Кургинян - Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России

Пристальное рассмотрение указанных подходов выявляет четыре немаловажных обстоятельства.

Обстоятельство №1. Категорически невозможно, сохраняя научную добросовестность, свести, например, такое чудовищное явление, как суицидальный терроризм (в том числе терроризм с использованием женщин и детей), к любой, сколь угодно радикальной и экстремистской модификации ислама. Это понятно любому специалисту, занимавшемуся суицидным террором. И это особенно ясно индийским специалистам, внимательно изучавшим террористическую организацию «Тигры освобождения Тамил-Илама».

Обстоятельство №2. Многие из разновидностей ислама, которые после 11 сентября 2001 года некоторые ученые и политики поспешили связать с основными террористическими язвами нашего времени (глобальным терроризмом, суицидальным террором и так далее), на самом деле не следует относить к пресловутым «силам террористического зла». К чему, например, относить к подобным силам такую разновидность ислама, как ваххабизм? Да и пристальное внимание к такому явлению, как салафизм, обнаруживает научную несостоятельность его поспешных категорических негативных оценок, вынесенных в эпоху войны с глобальным террором.

Обстоятельство №3. Те разновидности ислама, которые могут быть отнесены к исследуемым силам террористического зла, оказываются донельзя размытыми. Что такое исламский экстремизм или исламский радикализм? Какова научная ценность подобных терминов? Где грань между экстремумом и нормой? Какую степень радикализации следует признать допустимой, а какую недопустимой?

Обстоятельство №4. Даже найдя в списке определений, позволяющих связать террористическое зло с какой-то из разновидностей ислама, более или менее приемлемый термин, многого ли мы добьемся? Ведь почти все исследователи, входящие во вторую группу, склонны исследовать всего лишь связь между террором и какой-то нездоровой модификацией внутри здоровой исламской конфессии. Но как сама эта нездоровая модификация связана с мировыми явлениями, заслуживающими пристального внимания? Явлениями, преодолевающими любые (подчеркиваем – любые!) конфессиональные рамки? Если не анализировать подобную связь, связь, которую ученые иногда называют «связью высшего ранга», то можно ли разобраться с террористической напастью, и впрямь угрожающей человечеству в XXI столетии огромными бедами?

Так, может быть, все исследования, относящиеся ко второй группе, надо с сожалением отнести к интеллектуальным издержкам, порожденным пафосом войны – и именно ВОЙНЫ – с глобальным террором? При том, что война всегда порождает интеллектуальные издержки, создавая спрос и на обычных, и на интеллектуальных «ястребов»?

Нам представляется, что это не так. Что недопустимы ни демо-низация ислама – великой мировой религии, ни игнорирование сложнейших явлений, превращающих прекрасные человеческие стремления, направленные на поиск духовных истин, в средства борьбы с такими подлинно общечеловеческими ценностями, как прогресс и гуманизм.

Глобальный террор – это война за миропорядок, внутри которого нет места прогрессу и гуманизму. Это война за миропорядок, категорически отвергаемый человечеством в целом. Каким-то силам нужен именно такой миропорядок, коль скоро глобальный террор взращивается и вполне целеустремленно используется. Категорически отказываясь отождествлять эти силы с какими-либо странами и народами, культурами и религиями, мы считаем тем не менее неприемлемым закрывать глаза на наличие подобных сил. Слишком дорогой ценой может заплатить человечество за эту слепоту в XXI столетии.

Наше исследование, предлагаемое читателю, относится, если использовать ту градацию, которую мы предлагаем в этом введении, к третьей группе.

Его отличительные черты – анализ связей высшего ранга. То есть тех связей, которые существуют между определенными духовно-мировоззренческими позициями (не подвергаемыми нами сомнениям), и миропроектами, категорически чуждыми интересам наших народов. В своем исследовании мы ставим под вопрос многие аксиомы и дефиниции, например, такие, как Восток и Запад.

Одновременно мы категорически отвергаем размытость и недоказательность разного рода теорий заговора, в которых реальное зло мистифицируется, растворяется в бессодержательных и антинаучных выражениях, претендующих на научность, но не имеющих к этой научности никакого отношения. Мы исследуем конкретные явления, стремясь к предельной исторической доказательности. И строго следуем принципам классической научной доказательности, отвергаемым и извращаемым так называемыми «конспирологами».