Робин Кори - Страх. История политической идеи

(45) Democracy, pp. 511, 515-16, 52–24. Без сомнений, Токвиль понимал централизованное государство как помощника эгалитаризма и революции, а локализм и децентрализацию — как остатки аристократической политики либо «аристократического темперамента», как он писал Джону Стюарту Миллю (Schleifer, p. 158). Таким образом, сопротивление централизации и дальнейшему равноправию, которые Токвиль считал важнейшими для сопротивления тревоге, проводилось бы теми же аристократическими инструментами, мешавшими маршу революции и демократии. See: Lamberti, pp. 210, 214, 228-29; Schleifer, pp. 157-59; Siedentop, Tocqueville, pp. 25, 64.

(46) Великолепное исследование романтизма Токвиля в кн.: Boesche, The Strange Liberalism of Alexis de Tocqueville. См. также: разрозненные, но полезные комментарии в изд.: Furet, The Conceptual System of ‘Democracy in America’, pp. 169, 171, 186.

(47) Хотя романтизм имел широкий отклик по всей Европе, я первоначально обращаюсь к его литературному воплощению во Франции и Германии. О разнообразных исследованиях взаимосвязи между революцией и романтизмом, столь многому меня научивших, см.: Steiner, In Bluebeard’s Castle; Isaiah Berlin, The Roots of Romanticism (Princeton: Princeton University Press, 1999) and Lionel Trilling, Sincerity and Authenticity (Cambridge: Harvard University Press, 1971).

(48) Letters, pp. 147-49, 153, 157; Boesche, p. 62.

(49) Letters, pp. 67, 134-36, 160, 187; Remains, pp. 270-76; Siedentop, Tocqueville, pp. 22–24, 29–31. 45–46; Kelly, pp. 1-69; Lamberti, pp. 51–53, 126-35, 208.

(50) Boesche, pp. 40. 62; Letters, pp. 143, 146, 158; Tocqueville, The Old Regime and the French Revolution / trans. Stuart Gilbert (New York: Anchor Books, 1983), pp. X–XI; Recollections, p. 90.

(51) Old Regime, p. XII; Letters, pp. 154, 184; Recollections, pp. 54–55.

(52) Melvin Richter, The Uses of Theory: Tocqueville’s Adaptation of Montesquieu, в изд.: Essays in Theory and History: An Approach to the Social Sciences (Cambridge: Harvard University Press, 1970), p. 78; Lamberti, pp. 55, 58.

(53) Letters, pp. 105. 153, 181; Schleifer, p. 256. См. также: Tocqueville, Journey to America, pp. 155, 163-64.

(54) Оказав дополнительное доверие рассуждениям о том, что взгляды Токвиля были явно современными и романтическими, а не республиканскими или гуманистическими, Шатобриан замечает, что «древние вряд ли знали эту скрытую тревогу, горечь и брожение подавленных страстей. Насыщенная политическая жизнь, игры в гимназии или на Марсовом поле, коммерция Форума — государственные дела — заполняли их время и не оставляли места для сердечной скуки». (Цит. в: Berlin, The Roots of Romanticism, p. 132.). Есть и две других причины, по которым взгляд Токвиля на общественную жизнь не следует рассматривать сквозь призму гражданского республиканизма. Во-первых, он видел в свободе и действии стимулы прогресса, что шло против циклических концепций времени, присущих гражданской республиканской традиции. (О взглядах Токвиля на прогресс и развитие см.: Journey to America, p. 155; Lamberti, pp. 42, 54, 58, 153, 154.) Во-вторых, он был крайне чувствителен к тому, что считал тираническими и антииндивидуалистскими тенденциями гражданской республиканской традиции. Он был безмерно озабочен неприкосновенностью частной жизни и свободой индивида поддерживать полноценную концепцию общественной либо позитивной свободы. (См.: Remains, p. 263; Lamberti, pp. 187-88 and Schleifer, p. 256.).

(55) Recollections, p. 7: Letters, p. 247; Boesche, p. 65; Siedentop, Tocqueville, p. 14.

(56) Блестящее обсуждение взглядов Токвиля на империализм в кн.: Jennifer Pitts`s introduction в изд.: Tocqueville, Writings on Empire and Slavery / ed. and trans. Jennifer Pitts (Baltimore: Johns Hopkins University Press. 2001), pp. IX–XVIII.

(57) На это Милль, который был в курсе дискуссии о том, что Европа находится под угрозой размягчения нравов и ослабления духа, либо аргументов в защиту империализма, ответил, что французы (возможно, и сам Токвиль) вели себя как «вялые школьники». После такого ответа клуб взаимного восхищения между Токвилем и Миллем прекратил свое существование. Letters, pp. 141-42, 150-51; Boesche, p. 65; Jardin, pp. 309-14, 348-49.

(58) Recollections, p. 246; Jardin, pp. 407-26.

(59) Recollections, p. 99.

(60) Recollections, p. 87.

(61) Recollections, pp. 91, 116.

(62) Edmund Burke, A Philosophical Enquiry into the Origins of our Ideas of the Sublime and Beautiful (New York: Oxford University Press, 1990), pp. 45–46. См. также: Machiavelli, The Prince, в изд.: The Portable Machiavelli / ed. and trans. Peter Bondanella and Mark Musa (New York: Penguin, 1979), pp. 92–93.

(63) Цит. в: Hannah Arendt, The Origins of Totalitarianism (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1951, 1973), p. 69.

(64) Tocqueville, France Before the Consulate, в изд.: Memoirs, Letters and Remains, pp. 262–263.

4. Тотальный террор *

(1) Будучи гораздо более молодым, Троцкий имел также у большевиков прозвище «Вениамин». Isaac Deutscher, The Prophet Armed. Trotsky: 1879–1921 (New York: Oxford University Press, 1954), pp. 64, 71; Stephen F. Cohen, Bukharin and the Bolshevik Revolution: A Political Biography, 1888–1938 (New York: Oxford University Press, 1971, 1980.), pp. 13, 152; J. Arch Getty and Oleg V. Naumov, The Road to Terror: Stalin and the Self Destruction of the Bolsheviks, 1932–1939 (New Haven: Yale University Press, 1999), p. 40.

(2) Getty and Naumov, pp. 559. 588; Cohen, pp. 270–381; Genesis 22:12.