Сергей Кара-Мурза: Кризисное обществоведение. Часть 2

В 1990 году, когда уже стали обыденным явлением этнические войны в Азии и Африке, а затем и в самой Европе (Кавказ, Балканы), я работал в университете в Испании. На одном семинаре я задал коллегам вопрос, как они представляют себе понятие этничности. Уважаемый профессор университета Сарагосы ответил мне, что в Европе этничности давно нет, она сохранилась как реликтовое явление лишь у малых народностей самых слаборазвитых стран. Это при том, что испанские газеты ежедневно уделяли около 10% своей площади сепаратизму и терроризму баскских организаций, выступающих под флагом этнического национализма.

Даже богатая часть евреев, интересы которой вступили в противоречие с нормами сословного общества и монархической государственности, вовсе не перешла целиком в лагерь противников Империи. Так, автором знаменитой фразы Столыпина «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!», которую так любят повторять наши «белые» патриоты, был видный еврейский деятель И.Я. Гурлянд. Он и писал речи Столыпину, а тот был прекрасным оратором и зачитывал их всегда по тетрадке.

Ю.В. Ключников, редактор журнала «Смена вех» (в прошлом профессор права Московского университета, а во время Гражданской войны министр иностранных дел у Колчака), объяснял (1921), что большевики — «и не славянофилы, и не западники, а чрезвычайно глубокий и жизнью подсказанный синтез традиций нашего славянофильства и нашего западничества».

Советский народ был связан языком сильнее, чем, например, американская нация. 14% населения США вообще не говорит по-английски.

Даже 3. Бжезинский, обсуждая варианты развития СССР в 1930-е годы, признает «изумительные достижения сталинизма» и приходит к выводу, что единственной альтернативой ему мог быть только шовинистический диктаторский режим с агрессивными устремлениями.

Л.Г. Ионин пишет: «Если отвлечься от чисто теоретических особенностей и от научно-организационных принципов, то иногда очень трудно найти различия в идеологических функциях изучения социальной структуры в марксистской и в так называемой буржуазной социологии. В обоих случаях подход был нормативным, высшей ценностью считались равенство и справедливость, образ идеального состояния и конечные ценности вытекали из одного и того же источника — духа Просвещения и Великой французской революции» [67].

Это сообщество называем воображаемым потому, что каждый из нас оперирует в уме именно с его образом, созданным в процессе социализации, а не прямыми, на опыте подтвержденными личными связями.

Социологи с удивлением фиксировали в 2004 году: «Оказалось, что в сегодняшней России богатые, как и бедные, не изолированы от остального общества и пока продолжают вариться в общем котле. Возможно, это связано с тем, что их новое социальное положение имеет не очень большой срок давности. Примечательно, что только у 40% населения среди их ближайшего окружения (родственников, соседей, друзей, знакомых) не оказалось представителей богатых слоев населения, а у каждого пятого в составе ближайшего окружения нашлись три или более богатых семьи. Учитывая, что речь идет о полярных группах общества, столь развитая система контактов между ними является еще одним свидетельством незавершенности процесса формирования жестких границ между различными социальными слоями» [43].

Пожалуй, первое, что бросается в глаза при изучении конфликтующих исследовательских сообществ, это игнорирование одним сообществом тех фактов, которые считаются ключевыми среди представителей другого сообщества.

Таких структурных единиц науки в конце XX века насчитывали около 10 тыс.

Метонимия (буквально переименование) основана на способности слова к своеобразному удвоению (умножению). Это переименование, наложение на переносное значение слова его прямого значения (Все флаги в гости будут к нам), как и метафора, позволяет сокращать число слов.

Бурдье считает это положение очень важным и часто возвращается к нему. Он говорит: «Я хотел порвать с реалистическим представлением о классе как о четко очерченной группе, существующей в реальности как компактная хорошо выделенная реальность, когда известно, что существуют два класса или более, или даже сколько имеется мелких буржуа. Ведь еще совсем недавно во имя марксизма подсчитывали мелких французских буржуа, почти что не округляя!» [26].