Геннадий Осипов - Общество знания - История модернизации на Западе и в СССР

Отвергнув представления Подолинского об устойчивом развитии хозяйства, Маркс не использовал шанс принципиально перестроить политэкономическую модель. Лауреат Нобелевской премии по химии Ф. Содди (один из первых экологов — «энергетических оптимистов», автор блестящих лекций «Картезианская экономика», прочитанных в 1921 г. в Лондонской экономической школе) высоко оценивал гуманистический потенциал марксизма и считал, что «если бы Карл Маркс жил после, а не до возникновения современной доктрины энергии, нет сомнения, что его разносторонний и острый ум верно оценил то значение, которое она имеет для общественных наук». В 1933 г., вспоминая о подчеркнутых Марксом словах У. Петти о том, что труд — отец богатства, а земля — его мать, Содди предположил, что «скорее всего, именно ученики пророка забыли указание на роль матери, пока им не освежило память упорство русских крестьян» [10] Содди имеет в виду упорство крестьян в борьбе за землю, ставшее движущей силой русской революции. [30, с. 165, 166].

Понимание того, что у человечества есть «долг перед будущим», который не связан с прямым обменом, есть часть традиционного знания всех крестьянских культур. Индейская поговорка гласит: «Мы не получаем блага природы в наследство, мы берем их в долг у будущего». У. Р. Каттон приводит такую историю: «В 1921 году голодную общину на Волге посетил корреспондент американской газеты, собиравший материалы о России. Почти половина общины уже умерла с голоду. Смертность продолжала возрастать, и у оставшихся в живых не было никаких шансов выжить. На близлежащем поле солдат охранял огромные мешки с зерном. Американский корреспондент спросил у пожилого лидера общины, почему его люди не разоружат часового и не заберут зерно, чтобы утолить голод. Старик с достоинством отвечал, что в мешках находятся зерна для посева на следующий год. „Мы не крадем у будущего“, — сказал он» [129, с. 21].

Как показали исследования антропологов, отношение человека Запада к природе, исключающее ответственность перед будущим, не является естественным, присущим человечеству как виду. Это — продукт знания , специфической идеологии индустриализма. К. Леви-Стросс в «Структурной антропологии» пишет: «Оно [развитие Запада] предполагает безусловный приоритет культуры над природой — соподчиненность, которая не признается почти нигде вне пределов ареала индустриальной цивилизации…

Между народами, называемыми „примитивными“, видение природы всегда имеет двойственный характер: природа есть пре-культура и в то же время над-культура; но прежде всего это та почва, на которой человек может надеяться вступить в контакт с предками, с духами и богами. Поэтому в представлении о природе есть компонент „сверхъестественного“, и это „сверхъестественное“ находится настолько безусловно выше культуры, насколько ниже ее находится природа… Например, в случае запрета давать в долг под проценты, наложенного как отцами Церкви, так и Исламом, проявляется очень глубокое сопротивление тому, что можно назвать моделирующим наши установки „инструментализмом“ — сопротивление, далеко выходящее за рамки декларированного смысла запрета.

Именно в этом смысле надо интерпретировать отвращение к купле-продаже недвижимости, а не как непосредственное следствие экономического порядка или коллективной собственности на землю. Когда, например, беднейшие индейские общины в Соединенных Штатах, едва насчитывающие несколько десятков семей, бунтуют против планов экспроприации, которая сопровождается компенсацией в сотни тысяч, а то и миллионы долларов, то это, по заявлениям самих заинтересованных в сделке деятелей, происходит потому, что жалкий клочок земли понимается ими как „мать“, от которой нельзя ни избавляться, ни выгодно менять…

В этих случаях речь идет именно о принципиальном превосходстве, которое отдается природе над культурой. Это знала в прошлом и наша цивилизация, и это иногда выходит на поверхность в моменты кризисов или сомнений, но в обществах, называемых „примитивными“, это представляет собой' очень прочно установленную систему верований и практики» [26, с. 301–302].

Тот факт, что принятие доктрины «общества знания» как системы постиндустриальных установок нисколько не изменили отношения к природе как ключевого блока мировоззренческой матрицы Запада, говорит современная экономическая практика. «Политбюро» мировой рыночной экономики — институты Бреттон-Вудс (МВФ и Всемирный банк) — продолжают не только использовать, но и распространять использование разрушительной для биосферы модели. Предпринятая под давлением экологических движений (и даже Конгресса США) «зеленая маскировка» означала лишь смену фразеологии и создание в МВФ и Всемирном банке «экологических подразделений», служащих ширмой. Не было даже речи о том, чтобы пересмотреть или хотя бы обсудить фундаментальные положения модели развития рыночной экономики.