Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

Предвидели ли такой поворот событий путчисты? Может, и предвидели. Но они пошли ва-банк, видимо, рассчитывая на победу. Такой, силовой, способ действий вообще был в крови у коммунистических правителей: чуть что, — берись за оружие, бросай в дело дивизии.

Не очень понятно, почему они не пошли до конца. Ну да, в столице против них выступили десятки тысяч россиян. Но — россиян безоружных. А в распоряжении заговорщиков были войска, в полном снаряжении, БТРы, танки… Кто-то, правда, отказался выполнять приказы гэкачепистов, но и не отказавшихся было достаточно.

Непонятно, почему они сразу, в Архангельском или по дороге в Москву, не арестовали Ельцина. То ли командир «Альфы» генерал Карпухин отказался выполнить приказ Крючкова об аресте Ельцина, как он, Карпухин, утверждал, то ли сам Крючков в последний момент дрогнул, не решился отдать такой приказ, как он уверял в свою очередь. Если бы Ельцин был устранен, для ГКЧП это была бы уже половина победы, а, может, и целиком победа. Но — не арестовали. Недостало решительности.

Нехватка решительности, «мужского начала» — это, наверное, и есть главная причина поражения ГКЧП, хотя кто-то может меня обвинить в приуменьшении роли народных масс, выступивших против путчистов. Я не желаю ничью роль приуменьшать, но стараюсь смотреть на вещи трезво. Все тогда, в августе 1991-го, как и позже, в октябре 1993-го, в июле 1996-го, висело на волоске. Просто Господь Бог нас, наверное, помиловал.

Несмотря на обвальное послепутчевое объявление республиками независимости не все из них, по-видимому, прямо помышляли о ликвидации Союза. Надо полагать, представлялось: в той форме, в какой он до сих пор существовал, — да, Союза уже не будет; но в том или ином виде Центр, наверное, все же останется — как же без Центра? Это вообще довольно странная логика: объявить, что республика независима, но при этом иметь в виду — независима, да не совсем. По-видимому, не было полной уверенности, что хватит экономических сил, чтобы поддерживать свою независимость. Все республики, хором, твердили, что необходимо экономическое единение, экономическое соглашение, экономическое сообщество. Ну, а где экономическое единение, там, возможно, будет нащупано и какое-то единство политическое, пока не ясно, какое — конечно, минимальное, но все же…

Примерно так, надо полагать, среди других, представлял себе дело и Ельцин. Максимально ослабить Центр, но вряд ли — совсем ликвидировать его. Как существовать вовсе без Центра, это было не очень понятно, существование без Центра представлялось чем-то смутным. Предстояло думать, разговаривать, мысленно примеривать различные варианты…

3 сентября 1991 года на заседании V Съезда народных депутатов Ельцин заявил:

− Путчисты сорвали подписание Союзного договора, но не смогли уничтожить стремление республик построить новый Союз. Стал необратимым развал тоталитарной империи, а новые добровольные, равноправные отношения между республиками выстояли.

По мнению Ельцина, новый Союз, который предстоит создать, должен быть «свободным содружеством суверенных государств, основанным на сосуществовании различных форм межгосударственных отношений».

Иными словами, — чем-то таким вроде бы очень привлекательным, но опять-таки достаточно эфемерным, непонятным.

Вообще-то задачу ослабления Центра, Горбачева Ельцин принялся решать довольно уверенно и последовательно, едва только возглавил российский парламент, однако в дальнейшем, особенно после путча, действовал в этом направлении все более решительно. Шаг за шагом отбирал у Горбачева бразды правления, переводил их на себя, на Российскую Федерацию. По-видимому, на первом этапе у него иногда возникала даже мысль, что роль Центра может взять на себя Россия и он как ее президент, по принципу: да, в новой «семье народов» все республики равны, но одна, Россия, все же немного «равнее».

Однако лидеры других республик быстро и без труда разгадали этот ельцинский замысел. Он их совсем не устраивал. Не для того они вырвались из-под власти Москвы горбачевской, чтобы тут же попасть под власть Москвы ельцинской. Дружное противодействие этому замыслу российского президента проявилось довольно скоро и явно. На этом этапе наиболее решительную позицию занял казахский президент Назарбаев, заявивший, что его республика никогда не будет ничьим «подбрюшьем» и ничьим «младшим братом».

Помимо прочего, полное разъединение Союза грозило тем, что какие-то республики потеряют земли, которые они считали своими. Как известно, административные границы между республиками большевики провели довольно условно, да во многих случаях и вовсе никак их не зафиксировали. Пока был Союз, это не доставляло никому особого беспокойства, но с его ликвидацией те или иные неправомерно отрезанные от истинного владельца земли как бы отходили от хозяина навсегда. Особенно большие территориальные потери несла Россия. Так, по крайней мере, считало российское руководство. Оно не было готово расстаться с некоторыми территориями Восточной Украины, Крымом, землями Северного Казахстана… От Ельцина и его сотрудников тут последовали противоречивые заявления. То говорилось, что Россия от этих земель не откажется, то — не будет на них претендовать, если соответствующая республика останется в составе Союза (надо полагать, имелся в виду уже какой-то трансформированный Союз)… И наконец всякие разговоры о том, чьи земли «наши», а чьи «не наши», пришлось вообще закончить, — или, может быть, отложить их до лучших времен, — чтобы избежать развития событий по югославскому варианту.