Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

− Помню, вскоре после трагедии в Мядининкае тогдашний координатор рижского ОМОНа Николай Гончаренко заявил, что подчиняется только Москве и все приказы получает непосредственно оттуда. А отдавать приказы командирам ОМОНов могут министр внутренних дел и один из его заместителей.

— Может, поэтому Пуго и нашли в конце концов убитым? Впрочем, на него сейчас легко все списать. Я не уверен в том, что Пуго — заказчик. Может быть, он всего лишь организатор?

− Сколько было нападавших?

− Их было не меньше трех. Возможно, и больше. Но я видел двоих, которые вошли в вагончик, и еще слышал разговоры на улице. Одного, кстати, я потом опознал — того, который убивал меня. Это был боец рижского ОМОНа. Он арестован и сидит в Лукишках (вильнюсская тюрьма. — Авт.) Странно: я бы на его месте на следующий же день бежал куда-нибудь на Дальний Восток. А он, видно, без Прибалтики жить не мог (омоновец, которого опознал Томас Шяркас, — тот самый Никулин-Михайлов, единственный которого потом судили. — О.М.)

− А почему вы не пытались сопротивляться, когда поняли, что вас будут убивать?

— А мы и не поняли, что нас будут убивать. Если бы это был не первый случай, то все были бы наготове. Но мы-то подумали, что нас, как обычно, побьют и уедут. Было темно и тихо. Нас уложили лицом на пол. Автоматы были с глушителями. Я слышал резкие звуки, но думал, что нападавшие бьют прикладами по голове моих товарищей. Лежал и ждал удара. Я так и не понял, что это выстрелы. Я не понял, что всех убили!..»

Следователи пришли к заключению, что рижский и вильнюсский ОМОНы были не обычными милицейскими (хоть и особого назначения) подразделениями. Перед ними ставились некие специальные задачи. И подчинялись они не республиканским милицейским министерствам. Впрочем, — даже не союзному МВД (тут становится более ясным, почему после майских таможенных погромов чиновники этого союзного министерства отнекивались: они-де никакого отношения к прибалтийским ОМОНам не имеют, эти ОМОНы у них только «на балансе»). Литовские следователи уверены, что рижские и вильнюсские омоновцы подчинялись ведомству Крючкова, которое в то время планировало и осуществляло операции, имевшие целью предотвратить уход прибалтийских республик из Союза.

Кровавое нападение в Мядининкае явно преследовало политические цели: без сомнения, оно было приурочено к встрече Горбачева и президента США Буша, происходившей в этот момент в Москве. Его организаторы как бы старались продемонстрировать, что они никогда не согласятся с распадом Союза, будут бороться против этого с оружием в руках, их не остановит перспектива кровопролития.

В сущности, это была еще одна прелюдия к путчу, случившемуся менее чем через три недели.

Хотя Ельцин, как и лидеры других республик, согласившихся подписать Союзный договор, дал ему предварительное «добро», не все в России с этим согласились. В подготовленном тексте Союзного договора действительно было немало прорех и несуразностей, заметных невооруженным глазом. В том числе прорех и несуразностей, опасных для России. На них попытались обратить внимание российского президента известные демократические деятели — Юрий Афанасьев, Елена Боннэр и другие, — опубликовав 8 августа в «Независимой газете» обращение к Ельцину.

Собственно говоря, к этому моменту текст еще не был опубликован, и авторы обращения опирались на прежний текст, появившийся в печати 27 июня, видимо полагая, что особых расхождений между предпоследним и последним вариантами не будет.

Прежде всего, они обращали внимание на то, что лежащая в основе договора «попытка соединить несоединимое — государственный суверенитет республик и по-прежнему унитарный характер Союза — делает этот суверенитет чисто декларативным, а сам Союз заведомо нежизнеспособным образованием, обреченным на непрерывные и, может быть, кровавые конфликты».

«Никто до сих пор не смог внятно объяснить, — говорилось в обращении, — что это значит — суверенные государства образуют еще одно самостоятельное, суверенное государство, руководство которого наделяется при этом более широкими, чем они, правами и полномочиями (к этому моменту права попытались выровнять. — О.М.) Никто не в состоянии объяснить, зачем России, как и любой другой из республик, иметь над собой двух президентов, если мы не хотим зависеть от их взаимоотношений. Зачем нужны два Верховных Совета — источник «войны законов»? Зачем нужны — одно над другим — два правительства? И можно ли правовому государству жить по двум Конституциям сразу? Наконец, надо ли вообще создавать такой Союз, в который заведомо не хотят вступать шесть из бывших пятнадцати союзных республик (к этому моменту число их вроде бы сократилось до четырех — пяти. — О.М.), тогда как на других основах они все готовы к экономической интеграции и сотрудничеству?»