Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

− Наше «да» сохранит целостность государства, которому тысяча лет и которое создано трудом и разумом, неисчислимыми жертвами многих поколений. Государства, в котором неразрывно сплелись и судьбы народов, и миллионы человеческих судеб, наших с вами судеб. Наше «да» — это уважение к державе, которая не раз доказывала способность отстоять независимость и безопасность народов, в ней объединившихся. Наше «да» — это гарантия того, что никогда пламя войны не опалит нашу страну, на долю которой и так выпало немало испытаний.

Горбачевские спичрайтеры потрудились на совесть: не речь, а прямо стихи в прозе!

Естественно, Горбачев сказал и о том, что «да» не означает «сохранение старых порядков» с засильем Центра и бесправием республик. Все теперь будет по-другому, по-новому. «Да», сказанное, на референдуме, «откроет путь к радикальному обновлению союзного государства, превращению его в федерацию суверенных республик, где надежно будут гарантированы права и свободы граждан всех национальностей».

Вместе с тем, разумеется, президент предупредил и о тех бедах, которые могут случиться, если итоги референдума окажутся негативными:

− Твердое мое убеждение состоит в том, что если в обществе произойдет глубокий раскол, победителей не будет. Проиграют все. Все мы с вами будем в проигрыше. Трудно даже вообразить, сколько бед и несчастий повлечет разъединение страны, противопоставление людей и народов. И это была бы не только наша с вами беда. Распад державы, которая сегодня является одним из устоев современного мира, чреват всеобщим потрясением, я бы сказал, небывалых масштабов.

В конце выступления — снова обращенная ко всем, едва ли не слезная мольба. Такое ощущение, что Горбачев готов опуститься перед телезрителями на колени:

− Обращаюсь ко всем вам, дорогие соотечественники: скажите на референдуме свое твердое «да» нашему великому союзному государству, сохраните его для себя и для своих потомков.

В канун референдума, чтобы не оставлять телезрителей один на один с Горбачевым, по телевидению решил выступить и Ельцин, — высказать свое мнение, какие цели преследуют инициаторы этого мероприятия. Попросил Кравченко, чтобы ему предоставили сорок минут прямого эфира 15 марта. Однако, как и в предыдущий раз, Кравченко тянул с ответом. 11 марта всесоюзный теленачальник в своем интервью заявил, что так как политика Ельцина противоречит государственной программе (что это за программа, интересно?), то телеэфир ему предоставлен не будет. Об этом Ельцину сообщили журналисты на встрече 12 марта. Ельцин сказал, что сам он никакого ответа от Кравченко пока не получал, а ответ должен последовать.

− Если Кравченко не даст мне эфир 15 марта… — сказал Ельцин, — буду это расценивать как еще один шаг по удушению гласности в СССР. Я выйду в эфир другим путем, более трудным, более сложным, но это будет так. Перед референдумом я скажу свое слово.

Какой именно «другой путь» имел Ельцин в виду, было непонятно.

С требованием предоставить Ельцину телеэфир выступила группа депутатов российского парламента и местных советов. Выступила 16 марта. До голосования времени оставалось «всего ничего». Собравшись на Васильевском спуске рядом с Кремлем, депутаты выразили протест против произвола Кравченко. Собравшиеся приняли обращение к Горбачеву, в котором, в частности, говорилось:

«Мы, народные депутаты РСФСР и местных Советов, считаем, что позиция, занятая Всесоюзной государственной телерадиовещательной компанией в отношении Председателя Верховного Совета РСФСР, — произвол, дискриминация по политическим мотивам видного государственного деятеля страны. Такая позиция неприемлема, является свидетельством полного служебного несоответствия руководителя монопольной телерадиослужбы. В связи с тем, что председатель Всесоюзной телерадиовещательной компании Леонид Кравченко был назначен на эту должность Вашим Указом, мы обращаемся к Вам с призывом отменить это решение… Мы настоятельно требуем предоставить Борису Ельцину сегодня, 16 марта с.г., не менее 30 минут времени в прямом эфире по Первой программе Центрального телевидения».

Предоставить эфир Ельцину требовали не только депутаты, но и простые люди в своих телеграммах, посылаемых в Останкино и в Кремль.

Горбачев вроде бы (как писали, «по неофициальным сведениям») попросил-таки Кравченко дать возможность Ельцину выступить по телевидению. Однако, вот незадача, сотрудники телевидения «не смогли найти» Ельцина, чтобы пригласить его в телестудию…