Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

На протяжении многих месяцев, с того самого момента, когда в воздухе стали витать угроза исчезновения СССР с карты мира, Горбачев неустанно, где только можно, выступал против этого. Его основные аргументы были в общем-то одни и те же, хотя произносил он их в разных комбинациях и в различной последовательности. Вот примерный перечень этих аргументов (он взят мной «навскидку» из выступления Горбачева на встрече с научной и творческой интеллигенцией Белоруссии 26 февраля 1991 года):

− …Неужели нужно еще раз вернуть государственность в состояние, напоминающее времена Ивана Калиты? Я сегодня сказал перед рабочими и повторяю здесь: не верю, что мы сможем так легко и просто разойтись, как кто-то думает. Собрались ночью, руки подняли, проголосовали, и все решено. Это была бы авантюра, а не политика. Дезинтеграция — вещь опаснейшая. Это путь к гражданским конфликтам, и я не знаю, как мы разберемся, где кому жить, где чьи границы проходят, что делать с теми 75 миллионами, которые живут вне пределов «своих» республик. Только безумцы могут подталкивать к этому… Мы видим, к чему ведут дезинтеграционные процессы. И если не остановим их, не удержим хозяйственные связи, которые уже в значительной мере порушены, то нас ждет спад производства со всеми вытекающими отсюда последствиями, прежде всего — социальными. За социальными могут последовать и политические, потому что народ больше не будет это терпеть… Дезинтеграция, распад хозяйственных связей, срыв производства приведут к тому, что потребуются вообще крутые меры… Из хаоса будут вырастать уже диктаторские формы правления.

«Не верю, что мы сможем так легко и просто разойтись, как кто-то думает. Собрались ночью, руки подняли, проголосовали, и все решено»… Горбачев словно предугадывает, как все в действительности и произойдет в Беловежье через несколько месяцев. Хотя изображает все, естественно, в карикатурном виде. После долгих мучительных споров, после драматических событий — мини-путча в Прибалтике, настоящего пуча в Москве, после фактического наступления экономической катастрофы — примерно так все и случится: соберутся, в последний раз обсудят и «проголосуют» — подпишут Соглашение…

Не думаю, что «подписанты» окажутся не в состоянии предвидеть те опасности, которые будут угрожать стране после распада и о которых предупреждал Горбачев, — возможность гражданских конфликтов, связанных с неопределенностью границ, разрушение хозяйственных связей, спад производства и неизбежное снижение уровня жизни людей, общий хаос… Но… другого выхода, наверное, уже не будет.

«Из письма советского школьника, отправленного 14 февраля 1991 года:

«На прошлой неделе я стоял в ужасной очереди за мясом. Вы знаете, сколько я там стоял? Мне страшно Вам сказать, но я стоял там 5,5 часа. У нас были очереди (как Вы знаете), но они не были такими большими и мы не стояли в них за всем. Но теперь у нас очереди за всем, начиная от мыла и ботинок и кончая спичками и солью. Мы стоим за рисом, за сахаром, за маслом… И это бесконечный перечень… Раньше я никогда не плакал — у меня сильный характер, но сейчас я плачу часто. Мы стали похожи на животных. Если бы Вы видели наших диких, сумасшедших и голодных людей в ужасных, диких очередях, Вы были бы в шоке… Мне стыдно за мою страну».

Помимо уговоров и заклинаний, которые, как известно, «к делу не пришьешь», у Горбачева по-прежнему оставалась надежда ни «письменный документ», который, как он надеялся, позволит сохранить Союз, — Союзный договор. 9 марта 1991 года был опубликован его доработанный проект. Было очевидно, что эта публикация приурочена к предстоящему референдуму: до него оставалось чуть больше недели. Людям, естественно, следовало объяснить, за какой такой «обновленный» Союз им предлагают голосовать, в чем, собственно говоря, состоит обновление. Объяснение получилось не очень внятным, внятным лишь частично. «Независимая газета» писала: достоинство проекта — то, что в нем признается право республик на суверенитет, что в нем нет никакой идеологии: «ни коммунизма, ни капитализма, ни социализма, ни КПСС, ни каких-либо иных партийных бирок нет», формы собственности республики выбирают сами. Но… Что такое «Союз ССР», который фигурирует всюду в тексте и за который людям предлагается голосовать? Какая-то полузашифрованная полуаббревиатура. Вроде бы Союз уже не «социалистических», возможно даже и не «советских», вроде бы — «суверенных» и еще каких-то на «с» республик. Но — непонятно. И непонятность эта, по-видимому, создана намеренно, — чтобы не отпугнуть ни одну из крупных групп избирателей. Ясно ведь, что коммунисты согласятся голосовать только за Союз «советских социалистических», приверженцы национальных движений в республиках — за «суверенных». Расшифровка аббревиатуры оставлялась на потом, на дальнейшие дискуссии и обсуждения (и их действительно в последующем будет предостаточно), главное же сейчас — проголосовать за «единый и обновленный». Но как же голосовать, если не знаешь, в чем, собственно говоря, состоит обновление? Ну да, республики будут до некоторой степени суверенными, но насколько суверенными, не ясно. И в чем заключается обновление, кроме этого на словах признаваемого права республик обрести некоторый суверенитет? В общем голосовать предлагалось наполовину вслепую. А может быть, и более чем наполовину.