Немцы отлично понимали, что для вермахта разгромить греческую армию не составит никаких трудностей – при выполнении некоторых ключевых условий. Угрозу нефтяным полям Румынии требовалось незамедлительно свести к нулю – но для этого требовалось добиться вхождения Югославии в состав друзей и союзников Третьего рейха. Да и Болгария в декабре сорокового года – еще отнюдь не стопроцентный союзник Германии: от подписания Тройственного пакта царь Борис все еще под разными предлогами уклоняется.
Одним словом, чтобы добиться безопасности своих (вернее, румынских) источников нефти, Германия вынуждена будет втянуть в войну – не важно, на чьей стороне – все балканские государства, получив совершенно ненужный ей Юго-Восточный фронт, – причем исход войны на этом фронте не имел ровным счетом никакого значения. Разобьет ли вермахт армии Греции и Югославии за неделю-другую или затеет с ними изнурительную окопную войну – результат будет одинаковым: на Балканах придется постоянно держать немаленькие силы, чтобы элементарно страховать Румынию от угрозы (и авиационной, и, в потенциале, сухопутной) с юга.
Посему крайняя необходимость получить дополнительные источники ресурсов и, самое главное, нефтяные скважины для Германии стала более чем насущной. Вопрос ресурсов становился вопросом жизни и смерти нацистского государства.
Да и поведение Советов все больше и больше тревожило Гитлера – и не только в плане усиления РККА. Гитлер понял, что отныне в СССР интернационал-марксизм более не есть главенствующая идеология. «Россия после окончательной победы Сталина, без сомнения, переживает отход от большевистских принципов в сторону русских национальных форм существования» (письмо Муссолини от 8 марта 1940 года).
У Гитлера к тому же было немало оснований с некоторым недоверием относиться к внешней политике Советского Союза. Во время войны с Францией русские предприняли дальнейшие шаги для расширения сферы своей власти. В июне 1940 года, под предлогом заключения прибалтийскими государствами тайных военных соглашений с Германией, которые могли быть направлены только против Советского Союза, русские ультимативно потребовали от Литвы, Латвии и Эстонии создания новых правительств, которые сумели бы честно выполнить условия пактов о взаимопомощи, заключенных с Советским Союзом.
Кроме того, СССР потребовал предоставления себе в Литве, Латвии и Эстонии новых стратегически важных опорных пунктов. В июле 1940-го новые народно-трудовые правительства этих республик решили подать заявления о принятии их стран в качестве советских республик в состав СССР. Схема была уже обкатанной – подобным же образом в состав СССР осенью тридцать девятого самокооптировались Западная Белоруссия и Западная Украина – а исполнителей на местах хватало везде.
Молотов в своей большой речи о внешней политике 2 августа заявил о том, что Советский Союз не может удовлетвориться достигнутыми до сих пор успехами – что, опять же, усилило подозрения Гитлера и укрепило его в решимости в ближайшее же время начать войну с «бесчувственными вымогателями» на Востоке. Использовав ударную силу германских вооруженных сил, рейхсканцлер решил в обозримом будущем избавиться от потенциальной угрозы с Востока, захватить русские нефтяные, угольные, железорудные и марганцевые месторождения и навязать русским свою волю.
Он считал, что для подготовки таких планов у него еще имеется достаточно много времени – еще как минимум два года Англия будет не в состоянии начать наступательные действия в Европе. А до того времени можно было свободно ликвидировать угрозу с тыла на востоке и обеспечить необходимыми запасами сырья и материалов создаваемую им «крепость Европу».
Гитлер нисколько не сомневался, что ему и в России придется вести только «молниеносную войну». Осуществление плана «Барбаросса», войны против Советского Союза – вот что стало лейтмотивом его политики с середины декабря сорокового года.
К тому же Гитлер видел, как беспомощна оказалась (несмотря на свою кажущуюся боевую мощь) Красная Армия в Финляндии. Три месяца огромное государство ломало через колено свою маленькую бывшую окраину – и, так до конца и не добившись реального результата, удовольствовалось лишь призраком победы.
Сведения о «Директиве № 21» начали просачиваться в Советский Союз уже с января 1941 года. Сначала это были невнятные слухи, затем – донесения наших разведчиков (группа Шульце – Бойзена); очень скоро поток сведений о грядущей опасности германского вторжения превратился в бурную реку. О переброске немецких дивизий сообщали польские репатрианты (тогда мы обменивались с Германией населением «наших» частей Польши), машинисты наших товарных поездов, перебежчики (за январь–июнь 1941 года на нашу сторону перешло 24 солдата и унтер-офицера вермахта). Впрочем, по-настоящему утаить столь массированную переброску войск было невозможно в принципе – попробуйте скрыть перемещение четырех миллионов человек, четырех тысяч танков, пятидесяти тысяч орудий и двухсот тысяч автомобилей!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу