Михаил ЮРЬЕВ - ТРЕТЬЯ ИМПЕРИЯ

Что же тут плохого, спросите вы, разве золотая середина не предпочтительнее крайностей (во всяком случае, таких, как в Халифате)? Плохого ничего, но цивилизационные установки – вещь специфическая: в них устойчивыми являются только крайности, а промежуточные состояния имеют тенденцию соскальзывать к полюсам. Это хорошо видно на примере той же России периода Второй Империи: с 1917-го до второй половины 50-х годов ХХ века там имела место установка на полное отрицание личного материального благосостояния. Царила почти полная уравниловка, и если бы тогда сказать, что, дескать, в капиталистических странах люди живут материально лучше, то большинство искренне ответило бы: ну и что? Разве это важно? У нас зато – то-то и то-то хорошо, а у них – то-то и то-то плохо. И такой настрой делал систему очень стабильной, потому что самая прочная защита от критики – когда ее признают, но вовсе не считают критикой. А со второй половины 50-х годов Никита Чуднуй зачем-то провозгласил главной целью государственной политики всемерное улучшение материального благосостояния советских людей. Наверняка многие обрадовались, но весьма скоро стал смущать умы следующий вопрос: если главное – благосостояние, тогда зачем нам система, которая по этому параметру явно уступает западным странам? А до того, при Иосифе Великом, так вопрос стоять не мог, благосостояние не считалось приоритетом – а если что-то имеет сугубо третьестепенное значение, то какая разница, что где-то оно лучше. И именно названный стратегический поворот при Никите Чуднум, а не что-то иное предопределил начало заката Второй Империи и ее последующую трансформацию обратно в капиталистическую страну.

В этом смысле Третья Российская Империя как цивилизация явно недотягивает до Второй по своей дистинктивности, то есть по степени отличия в базовых представлениях от иных цивилизаций. Та была совсем иным миром по сравнению с Западом – а эта все-таки является его версией, хотя и достаточно радикальной (продвинутой или ухудшенной – зависит от точки зрения). Интересно, что большинство моих собеседников в России вынуждены были соглашаться с таким взглядом, хотя и не сразу, а согласятся ли наши соотечественники – покажет время.

Что в первую очередь я имею в виду? Мы являемся двумя хотя и разными, но христианскими цивилизациями – и потому наше отличие друг от друга не может быть таким радикальным, как отличие от исламского Халифата или языческой Красной Империи. Но если Империя является версией западной цивилизации, то это значит, исходя из изложенного выше, что одна из версий является первичной, а вторая – ее производной и неизбежно раньше или позже скатится к первичной, то есть вернется к своим истокам.

Все время, что я был в России и приглядывался к ней, меня не покидало чувство, что дело обстоит именно так. Но какая из наших двух цивилизаций первична, а какая является отходом от исходной идеи? Искать ответ в прошлом непродуктивно: он будет разным в зависимости от того, к насколько давнему прошлому мы обратимся, и не факт, что самое давнее прошлое важнее. Не слишком продуктивна и апелляция к исходной христианской идее: западная Церковь выводит из нее гуманизм, а восточная из нее же – его отрицание. Мне представляется, что более конструктивным, хотя тоже не очевидным подходом будет оценка, насколько эти две цивилизации будут устойчивы к возможным будущим угрозам и катаклизмам, которые может готовить нам день завтрашний. Даже не потому, что нечто исходное и первичное наверняка окажется устойчивее, чем его версии, а потому, что при серьезном кризисе менее устойчивый вариант неизбежно скатится к более устойчивому.

Не берусь делать однозначных предсказаний, тем более что никто не знает, о каких кризисах может идти речь, но российская цивилизация, особенно в ее нынешнем виде, произвела на меня впечатление обладающей большой жизнеспособностью и огромным запасом прочности. Я имею в виду не только ее способность к мобилизационным усилиям – это для России традиционно, – но и то, что их система в лихую годину испытаний явно обеспечит высокую государственную и социальную стабильность. То есть она не пойдет вразнос, добавляя к исходной угрозе самокатализирующийся распад, от которого империи обычно и рушатся: таких проявлений будет не много, в силу общего российского настроя на консенсус («соборность»), а те, что случатся, будут быстро и безжалостно раздавлены – потому что есть кому это сделать. В государственном организме Империи опричнина играет роль скелета – она не велика в сравнении с основной массой граждан, но сообщает государству жесткость. Наше же общество весьма однородно, несмотря на наличие различных групп, и это придает ему большую динамичность – но лишает его жесткости. И если критерий устойчивости в критической ситуации для решения нашего вопроса верен, то весьма вероятно, что первичной из наших двух цивилизаций, а значит, той, которая переживет вторую, является цивилизация русская.