Как его любили тогда! Он был героем Франции и другом Европы, побеждал в войнах, которые не сам развязывал, напротив, их ему навязывали, вынуждали проливать кровь. А он своими блистательными победами приводил эти войны к концу. Тогда он ещё не возомнил себя хозяином мира.
Тогда главным для него было благо Франции, восстановление её могущества, воссоздание порядка из хаоса революции. Высокие помыслы и идеалы руководили им. Он видел перед собой великую цель: прогресс человечества, благоденствие и процветание европейских народов. И он твёрдо следовал этой цели. Он верил: ему по силам любые свершения. Постепенно именно эта вера в себя, в своё великое предназначение заслонила возвышенную цель. Вера превратилась в самоуверенность, в конце концов погубившую страну, его самого и всех верных и дорогих ему людей. Нет, он не отказывался от своих идеалов осознанно. Просто какая-то сила увлекала его, заставляла уклониться от намеченного пути. И вместо благоденствия и процветания он привёл свою страну к поражению и позору.
Когда это началось? Может быть, когда ему со всех сторон кричали: «Непобедимый!» Может быть, когда никто не осмеливался ни словом возразить против любого его решения? Может быть, когда покушались на его жизнь, но смерть обходила его стороной, и он стал считать себя неуязвимым? Может быть, когда он, вознесённый революцией, решил эту революцию похоронить – возложить на себя императорскую корону? Трудно сказать.
Но вот когда появились внешние приметы конца республиканского «равенства», заметили многие. Поначалу это были мелочи, которым не придавали никакого значения. Хотя давно известно: именно с мелочей чаще всего и начинаются большие перемены. Первого консула уже не именовали гражданином Бонапартом, его день рождения (15 августа) был объявлен национальным праздником – начиналось то, что в России через полтора века назовут культом личности. Тогда такого словосочетания не было. Зато личность – была…
А Жозефина со своей, в общем-то, неожиданной ролью первой дамы Франции справлялась так легко и непринуждённо, будто с детства была для неё предназначена. В сложной борьбе за власть, которую то открыто, то скрытно вёл её муж долгие пять лет, она помогала ему больше, чем любой из сподвижников. Она была умна, деликатна, обладала редким даром располагать к себе людей. Её мягкость, её нежная улыбка, с одной стороны, контрастировали с мрачной резкостью Бонапарта, с другой – создавали у окружающих уверенность (по большей части она оказывалась иллюзорной), что он так же добр, как эта милая женщина, а суровость – всего лишь маска. В общем, она помогала ему завоёвывать те сердца, в которых не находили восхищённого отклика его военные победы, была самым умелым, самым надёжным союзником и другом во всех его многотрудных делах.
Тем большей неожиданностью стал её протест против воплощения его самой сокровенной, хотя до поры и тайной, мечты: он страстно хотел стать императором. Вместо династии Бурбонов, выродившейся, бесперспективной, потому и свергнутой народом, он хотел создать новую династию – молодую, энергичную династию Бонапартов. Вот как раз против наследственной власти Бонапартов и была Жозефина. И сколько бы она ни говорила о том, что народ, сбросивший Людовика XVI, был не только против этого, в общем-то, вполне безобидного человека, он был против монархии как таковой, а значит, не следует навязывать французам изжившую себя форму правления, у неё были мотивы, далёкие от политики.
Она знала, что не может больше иметь детей. И хотя Наполеон считал, что это его вина, а она поддерживала это заблуждение, но сама-то знала: причина в ней. Это значило, что, если Наполеон всё-таки установит монархию, наследника у него не будет. И тогда – развод. Ей казалось, она не переживёт. Разумеется, это открыто не обсуждалось. Зато было широко известно: Жозефина против наследственной власти Бонапартов. Надо сказать, это привлекало к ней симпатии многих сторонников республиканских свобод.
А Наполеон, который в то время и подумать не мог о разводе с обожаемой Жозефиной, сумел найти выход из положения: предложил выдать её дочь Гортензию замуж за своего брата. Детей от этого нового союза Бонапартов и Богарне усыновят старшие. У Наполеона и Жозефины будут наследники. Об этом браке и его последствиях я расскажу в главе «Гортензия. Падчерица. Друг». А пока в семье Первого консула снова мир и согласие.
В её жизни не было и не будет времени счастливее.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу