Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Это ещё одно подтверждение и двуликости, и ненадёжности Александра Павловича. Он отлично знал Потёмкина (во время военных действий во Франции тот был его генерал-адъютантом), знал, как любят семёновцы своего командира, знал не понаслышке: сам был шефом первой («государевой») роты Семёновского полка. Да и вообще с семёновцами его связывали отношения совершенно особые: именно они несли караул в Михайловском замке в ночь убийства Павла I и беспрепятственно пропустили заговорщиков. Именно они первыми приветствовали в 1801 году нового государя. И тем не менее – Александр позволил Аракчееву себя уговорить… А ведь он отлично знал, что дружба и взаимопонимание, общность интересов, сложившиеся как у офицеров между собой, так и между офицерами и солдатами, делали Семёновский полк лучшим в российской армии.

Однако для Аракчеева это означало, что полк «разболтался», и он назначает на место Потёмкина своего любимца полковника Шварца. Это назначение преследовало одну цель – уничтожить в полку атмосферу, которую Аракчеев почитал для российской армии недопустимой.

Якова Александровича Потёмкина перевели в Рязань. Вроде бы – с повышением. На самом деле – подальше от столицы и от его «отравленных» духом свободы подчинённых. Но генерал упорно продолжал носить семёновскую форму. В ней он изображён и на портрете в Военной галерее Зимнего дворца…

А полковник Шварц довольно быстро выполнил задачу, которая перед ним (не официально, избави Бог!) стояла. Его жестокость, грубость, пренебрежение человеческим достоинством солдат привели к акции протеста, поименованной в те времена бунтом. За отказ повиноваться командиру полка первая рота была отправлена в Петропавловскую крепость. Восставшие не сопротивлялись – были уверены в своей правоте и надеялись, что сидеть в крепости им недолго: государь разберётся, их повелит освободить, а изверга Шварца – наказать…

А государь был разгневан. Более того – всерьёз напуган. Он подозревал, что восстание семёновцев организовали члены тайного общества. Хотя люди, трезво оценивавшие события, подозрения в заговоре (которого и в самом деле не было) решительно отвергали.

За судьбой семёновцев следила вся столица и, надо отдать должное людям из разных слоёв общества, почти все сочувствовали солдатам. И большинство, как и сами семёновцы, верили: государь разберётся по справедливости.

А решение императора было таким: из восьмисот двух привлечённых к ответственности солдат наказать шпицрутенами около шестисот человек. Каждого десятого из двухсот шестнадцати бить ещё и плетьми. Восемь солдат прогнать по шесть раз сквозь строй через батальон. Остальным присутствовать при наказании товарищей, которое на самом деле было не чем иным, как самым жестоким видом смертной казни. После этого полк раскассировать, всех солдат и офицеров разослать по разным армейским (не гвардейским) полкам. Этот приговор вызвал ужас. В справедливость и милосердие царя верить становилось всё труднее…

Понятно, что «семёновская история» не прибавила любви к императору. Вот как описывает Филипп Филиппович Вигель настроение тогдашней офицерской молодежи: «Раз случилось мне быть в одном обществе, где было много офицеров. Рассуждая между собою в особом углу, вдруг запели они на голос известной в самые ужасные дни революции песни богомерзкие слова её, переведенные надменным и жалким поэтом, полковником Катениным, по какому-то неудовольствию недавно оставившим службу Я их не затверживал, не записывал; но они меня так поразили, что остались у меня в памяти, и я передаю их здесь:

А в конце октября 1820 года на дворе Преображенских казарм была найдена прокламация: «Истина: тиран тирана защищает! У многих солдат от побоев переломаны кости, а многие и померли от сего!.. Скажите, что должно ожидать от царя, разве того, чтобы он нас заставил друг с друга кожу сдирать!.. Кому вверяете себя и целое отечество и достоин ли сей человек, чтоб вручить ему силы свои, да и какая его послуга могла доказать, что он достоин звания царя?… Александр восстановлен на престол тиранами, теми, которые удавили отца его Павла… Он не спрашивает народа, что желают ли его признать царем, или не желают… Честно истребить тирана и вместо его определить человека великодушного, который бы всю силу бедности народов мог ощущать своим сердцем и доставлять средства к общему благу. Бедные воины! Посмотрите глазами на Отечество, увидите, что люди всякого сословия подавлены дворянами. В судебных местах ни малого нет правосудия для бедняка. Законы выданы для грабежа судейского, а не для соблюдения правосудия. Чудная слепота народов! Хлебопашцы угнетены податьми: многие дворяне своих крестьян гоняют на барщину шесть дней в неделю. Скажите, можно ли таких крестьян выключить из числа каторжных? Дети сих несчастных отцов остаются без науки, но оная всякому безотменно нужна; семейство терпит великие недостатки; а вы, будучи в такой великой силе, смотрите хладнокровно на подлого правителя и не спросите его, для какай выгоды дает волю дворянам торговать подобными нам людьми, разорять их и нас содержать в таком худом положении?»