Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Начну с того, что, едва подписав хартию Священного союза, Австрия, Англия и Франция заключили 3 января 1815 года секретный договор против России (о нём я уже упоминала). Иначе как подлым предательством это не назовёшь. С этим документом связан один из курьезных случаев в истории дипломатии: Людовик XVIII был так перепуган вестью о приближающемся к Парижу Бонапарте, что оставил на своём рабочем столе в Тюильри текст этого самого «Секретного трактата об оборонительном союзе». Наполеон, вообще к подлостям разного рода относившийся с брезгливостью, немедленно отослал злополучный документ Александру. Надо полагать, он рассчитывал, что царь порвёт со своими мнимыми союзниками, и был удивлён и разочарован, что этого не случилось.

А поступок Александра объясним: прощая откровенное предательство, он поступком (неординарным!) подтвердил свою верность идеалам, которые проповедовал. После этого даже тем, кто постоянно упрекал его в лицемерии, трудно было усомниться в его искренней преданности идее построения международных отношений на основах христианской морали.

Но благородный замысел русского монарха, как и случается с большинством замыслов такого рода, при воплощении превратился в собственную противоположность.

После победы над Наполеоном руководители стран победившей коалиции не могут совладать с жаждой мести, им не терпится расчленить Францию и заставить её выплачивать непосильную контрибуцию. Александр ласково, но непререкаемо объясняет своим «добрым братьям», что он против дробления Франции и готов выставить свои дивизии вдоль её границ, чтобы предотвратить расчленение территории страны. Что касается контрибуций, то он решительно отказывается от причитающейся России доли и призывает союзников последовать его примеру.

10 сентября 1815-го, через три года после Бородинского сражения, он устраивает смотр русской оккупационной армии в Вертю близ Парижа. На смотр приглашает императора Австрии, короля Пруссии, короля Франции, герцога Веллингтона и множество принцев. У всех хватает ума понять: это – предупреждение. Ограбить Францию Россия не позволит. Уже возвращаясь домой, Александр пишет Екатерине Павловне: «Мой дорогой и добрый друг, вот, наконец, я покинул этот проклятый Париж!.. Действительно, вокруг себя я ощущал только желание поживиться за счет Франции и страстное желание предаться сладости мщения, которое я как государь презираю».

Александр, а потом и его младший брат упорно пытались изменить характер отношений между европейскими державами и ради утопической идеи интернационала монархов отказались от своих национальных интересов и великодержавных традиций.

Выдающийся военный историк Антон Антонович Керсновский (убеждённый монархист) с горечью писал о русской политике эпохи Священного союза: «С удивительной прозорливостью Россия спасала всех своих будущих смертельных врагов. Русская кровь проливалась за всевозможные интересы, кроме русских».

Зато другие страны успешно использовали Союз для достижения своих частных целей. Так, Меттерних презрительно именовал Акт о союзе трёх монархов «пустым и бессодержательным», но как только Австрии было необходимо заполучить поддержку России в борьбе с революциями в Европе и укрепить позиции Габсбургов в Германии и Италии, австрийский канцлер со свойственным ему цинизмом требовал, чтобы Россия выполняла принятые на себя обязательства. И Александр, а за ним и Николай безропотно соглашались.

Жёстко, но трезво оценивая происходившее, тот же Керсновский писал: «Российской, русской политики в царствование императора Александра I, можно сказать, не существует. Есть политика европейская, есть политика вселенной – политика Священного союза. И есть “русская политика” иностранных кабинетов, использующих для своих корыстных целей Россию и её царя… Используя до конца слабые стороны Александра I – страсть к позе и мистицизм, иностранные кабинеты тонкой лестью заставили его уверовать в свой мессианизм и через своих доверенных людей внушили ему идею Священного союза, превратившегося затем в их искусных руках в Священный союз Европы против России».

Кроме того, Керсновский считает Александра ещё большим приверженцем муштры и казарменных порядков, чем его отец, и с болью, понятной при его искреннем патриотизме и не менее искренней приверженности монархии, пишет о пренебрежительном отношении Александра I к русскому народу и русскому воинству (примеры этого я ещё приведу в главе «Александр. Мятежники»). А пока процитирую фрагмент из книги Керсновского «История русской армии»: «Как-то, проезжая Елисейскими Полями, император Александр увидел фельдмаршала Веллингтона, лично производившего учение двенадцати новобранцев. Это явилось как бы откровением для государя: “Веллингтон открыл мне глаза, – сказал он, – в мирное время необходимо заниматься мелочами службы!” И с этого дня началось сорокалетнее увлечение “мелочами службы”, доведшее Россию до Севастополя… Могучий и яркий патриотический подъём незабвенной эпохи двенадцатого года был угашен императором Александром, ставшим проявлять какую-то странную неприязнь ко всему национальному, русскому. Он как-то особенно не любил воспоминаний об Отечественной войне – самом ярком национальном русском торжестве и самой блестящей странице своего царствования. За все многочисленные свои путешествия он ни разу не посетил полей сражений 1812 года и не выносил, чтобы в его присутствии говорили об этих сражениях…»