В письме митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Амвросию Кутузов рассказал, что серебро это было вывезено французами из ограбленных церквей, и просил, чтобы его употребили на изображение четырёх евангелистов и убранство собора, «изваяв из серебра лики святых евангелистов. По моему мнению, сим ликам было бы весьма прилично стоять близ царских дверей перед иконостасом… На подножии каждого изваяния должна быть вырезана следующая надпись: “Усердное приношение Войска Донского”».
Фельдмаршал неслучайно послал серебро именно в Петербург: духовенство столицы пожертвовало семьсот пятьдесят тысяч рублей на народное ополчение, а многие люди духовного звания записались в это ополчение рядовыми ратниками.
Что же до Казанского собора… Он, конечно, не знал, что под плитами этого храма найдёт свой последний земной приют. Но именно в Казанском соборе перед отъездом в армию отстоял торжественный молебен, вместе с митрополитом и причтом молился о даровании победы русской армии. Потом именно в Казанский собор будут привозить трофеи Отечественной войны и Заграничного похода: сто пять знамен и штандартов наполеоновской армии и двадцать пять ключей от городов и крепостей Европы.
А через четверть века после победы в Отечественной войне поставят у распахнутых крыльев его колоннады памятники Кутузову и (восстановив справедливость) – Барклаю-де-Толли. Победителям.
После жуткой переправы через Березину Наполеон, покинув остатки армии, помчался в Париж. На ночлег остановился в Молодечненском замке. Там 3 декабря продиктовал свой последний, XXIX, бюллетень.
Вот фрагменты этого мало кому сегодня известного бюллетеня: «До 6 ноября погода была отличная, и движение армии производилось с полным успехом. Холод начался с 7 числа; с этого момента каждую ночь мы теряли по несколько сотен лошадей, умиравших на биваках. До Смоленска мы потеряли много кавалерийских и артиллерийских лошадей… термометр показывал шестнадцать и восемнадцать градусов мороза. Дороги покрылись гололедицей; кавалерийские, артиллерийские и обозные лошади, в особенности лошади из Франции и Германии, гибли каждую ночь не сотнями, а тысячами. В несколько дней пало более тридцати тысяч лошадей; вся наша кавалерия спешена, артиллерия и обозы без запряжек. Пришлось бросить и уничтожить значительную часть наших орудий, запасы патронов и артиллерийских зарядов… Армия, бывшая в превосходном состоянии 6 ноября, уже 14 совершенно изменилась, не имея ни кавалерии, ни артиллерии, ни обозов. Без кавалерии мы не могли разведывать и на четверть мили; не имея же артиллерии, мы не могли рискнуть на бой с надеждой дать сильный отпор противнику; приходилось уходить, чтобы не быть втянутым в бой, нежелательный ввиду недостатка боевых припасов… Эти затруднения, в связи с наступившими морозами, делали наше положение тягостным. Люди, от природы не закаленные к перенесению ударов судьбы и несчастий, потеряли энергию и весёлое настроение духа и ничего не ждали, кроме неудач и катастроф; одарённые же от природы были веселы и держали себя, как всегда, а в преодолении различных затруднений видели новый источник славы. Неприятель, видя на дорогах следы ужасного положения, в котором находилась французская армия, решил этим воспользоваться. Он окружил все колонны казаками, которые захватывали, подобно арабам в степи, отставшие обозы и повозки. Эта негодная конница, способная только производить шум, но неспособная опрокинуть даже одной роты вольтижёров, при данных обстоятельствах сделалась страшной. Однако неприятель принужден был раскаиваться, когда намеревался предпринять что-либо серьёзное… Сказать, что армия нуждается в восстановлении дисциплины, в заново организованных кадрах кавалерии и артиллерии и в основательном отдыхе, – говорилось в конце бюллетеня, – значит лишь сделать вывод из всего вышеизложенного».
В общем, император честно признавался в поражении, но заканчивал документ ошеломившими всех словами: «Здоровье Его Величества никогда не было лучшим». Это, конечно, успокоило тех, кого заботило его физическое здоровье, но заставило задуматься о здоровье психическом… Тем более что среди названных причин поражения не было даже намёка на собственные ошибки, на собственную гордыню.
Газета «Moniteur» опубликовала XXIX бюллетень 18 декабря. Никаких конкретных цифр в нём не было, но Франция поняла: потери ужасны. Большинство если не понимало, то чувствовало: проигранная русская кампания станет роковой для империи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу