Дмитрий Тренин - Интеграция и идентичность - Россия как «новый Запад»

Создание четырех общих пространств – экономического; внутренней безопасности; внешней безопасности; образования и культуры, – провозглашенное как совместная цель на саммите ЕС – Россия в 2003 г., остается политическим лозунгом. Стороны расходятся в принципиальных вопросах.

В начале 2000-х годов европейцы выдвинули идею Широкой Европы (в рамках Совета Европы). Это – настоящая, географически и исторически «полная» Европа.

В этих рамках Евросоюз будет стремиться к «европеизации» соседей по Европе как специфической форме модернизации стран с авторитарным прошлым. Европеизация рассматривается как процесс глубокой экономической, политической и общественной трансформации. Идеология европеизации – демократическая, либеральная (с социал-демократическим оттенком), негегемонистская, многонациональная, мультикультурная, инклюзивная и интегративная. При этом предусматривается задействовать три группы механизмов: конкретные обязательства государств в процессе присоединения к ЕС; объективные изменения в соседних странах как результат интеграции с Европой; субъективные изменения, ведущие к восприятию европейских норм. Широкая Европа – именно матрица, а не втулка (Брюссель) со спицами, связывающим ее с периферийными странами 30. Брюссель не предлагает России ни вступления в Союз, ни совместного лидерства в Широкой Европе. Если Россия не хочет «европеизироваться» таким образом, это ее дело; Брюссель не намерен стимулировать ее поведение.

В России исходят из принципиально иной концепции – Большой Европы. Фактически Россия имеет в виду двусоставную конструкцию, одним из центров которой является Брюссель, а вторым становится Москва. Руководство России настроено не столько на внутреннюю европеизацию России, т. е. «подстраивание под Европу», сколько на внешний паритет с ЕС и признание Брюсселем стран СНГ в качестве сферы российских интересов. Такой взгляд основывается на традициях российского внешнеполитического мышления и развивает их в условиях глобализации.

Противоположность концепций Широкой Европы и Большой Европы очевидна и вряд ли может быть устранена путем переговоров. Решение вопроса будет зависеть от того, какой вектор развития и интеграции выберут для себя страны, которые Россия видит в качестве сферы своих интересов. По результатам президентских выборов 2004 г. Украина выбрала путь европеизации и сближения с Евросоюзом вплоть до присоединения к ЕС в долгосрочной перспективе. Если этот вектор будет в дальнейшем закреплен, это существенно повлияет на исход «концептуального противостояния» Широкой и Большой Европы. Молдавия и Грузия провозгласили общий курс на европеизацию – прежде всего как альтернативу возвращения в орбиту Москвы. Если процесс интеграции Турции в Европейский союз будет идти поступательно, это даст серьезный импульс проевропейским тенденциям не только в Азербайджане, но и в Армении. В конечном счете – хотя и в очень отдаленной перспективе – армяно-азербайджанский конфликт может быть решен в условиях параллельной интеграции двух стран с Европейским союзом 31.

Таким образом, «московская» часть Большой Европы могла бы включить наряду с Россией Белоруссию и Казахстан. Проблема с Белоруссией, однако, сводится к тому, что до тех пор, пока у власти остается Александр Лукашенко, Белоруссия, конечно, не двинется в сторону Европы, но она и не пустит Россию (прежде всего российский капитал) на свою территорию. Уход же Лукашенко – в зависимости от обстоятельств завершения его правления – может стать как толчком к экономической интеграции с Россией, так и стимулом к ускоренной европеизации. Скорее всего обе тенденции проявятся одновременно, и тогда Белоруссия может стать ареной острой конкуренции между ними.

Развитие Казахстана и его ориентация также зависят от решения проблемы власти. В принципе Россия и Казахстан могут пойти по пути глубокой экономической интеграции, но устойчивость их интегративного образования будет зависеть от того, удастся ли постепенная политическая модернизация обоих государств. С точки зрения Европейского союза, однако, Казахстан находится за пределами Широкой Европы, и характер его связей с Россией не имеет прямого отношения к отношениям Россия – ЕС.

Особую проблему представляет собой Калининградский анклав. Характерно, что в 2002–2003 гг. российское руководство, озаботившись калининградской проблемой в свете предстоявшего тогда расширения Европейского союза, истолковало ее в терминах государственного престижа и паспортно-таможенных формальностей. В итоге было достигнуто соглашение о транзите, урегулировавшее практические вопросы. В то же время главная проблема была проигнорирована. В условиях, когда Литва и Польша, которые до рубежа 1990-х годов составляли однородное в социально-экономическом отношении и примерно одноуровневое с Калининградом пространство, начинают – благодаря реформам и членству в ЕС – уходить в быстрый «отрыв», угроза калининградского сепаратизма становится реальностью. Если бы Москва проигнорировала эту угрозу, то на каком-то этапе ей пришлось бы прибегнуть к силе для подавления сепаратизма. Почти неизбежные в таком случае эксцессы привели бы к протестам со стороны Евросоюза и его членов и охлаждению отношений России с объединенной Европой. Действия федеральной власти в 2004–2005 гг. 32дают основание полагать, что она эту угрозу видит и стремится выправить ситуацию.