Внутренний СССР - Интеллектуальная позиция-2

То есть, это процесс длительный, материальными плодами которого возможно воспользоваться только после окончательного искоренения проявлений в жизни нынешней легитимной порочной системы общественных отношений. Это обстоятельство не удовлетворяет многих, кому не нравится их социальный статус в нынешней легитимной системе. Взимание незаконной дани с легитимной системы и полное проедание дани— это попроще и не требует ничего кроме развитых возможностей подавления сопротивления криминалитету, как системы в целом, так и её субъектов. И этот стиль поведения лежит в основе порождения безыдейной преступности ради наживы самой легитимной системой в качестве её системообразующего фактора в её нормальном, мирном режиме существования.

Тем не менее оба стиля преступного по отношению к системе коварного “Никто” поведения в обозримом историческом прошлом имели место одновременно и переплетались в силу психологических особенностей их происхождения. И хотя преобладала преступность безыдейного бандитизма ради наживы, но и “идейный бандитизм” имел место и не оставался без последствий: именно под его воздействием за две тысячи лет нынешняя система прошла путь от обнаженного рабства на основе грубой физической силы до “явной индивидуальной свободы Западной демократии”, за которой скрывается система финансового ростовщического рабовладения и монопольного доступа к образованию (и особенно к управленчески значимым его видам, какие знания исключены из общеобразовательного курса школы и большинства вузовских курсов [174]).

Этот общественный прогресс — по существу деградация системы библейского рабовладения именно под воздействием “идейного бандитизма”, а не вследствие нравственного и этического преображения правящей “элиты” и коварного “Никто” в нынешней цивилизации: спесивую самонадеянную “элиту” гораздо проще похоронить, чем образумить. Этот общественный прогресс протекал, если говорить в привычной большинству терминологии диалектического материализма, как смена общественно-экономических формаций , в том числе и в ходе революций, которые хозяевам системы (коварному “Никто”) приходилось взнуздывать по ходу (так было с революциями в России в начале ХХ века), а также в ходе вынужденных инсценировок революций, упреждавших реальные революции (приход фашизма в Германии к власти — наиболее результативная по своим последствиям инсценировка революции со стороны коварного “Никто”; а последние из инсценировок в России — ГКЧП и расстрел Белого Дома).

В отношении фашизма в Германии сказанное здесь признает и сам С.Кургинян:

«Теперь о правом фланге (если бывают революции [175]справа — консервативные революции, то бишь). Здесь преступность и революционность действительно не чураются друг друга. Ярчайший (но почти единственный) пример — немецкий фашизм (ибо Муссолини подавлял бандформирования, а Франко просто вырезал их под корень), Гитлер же с преступностью играл как с элементом творимой им “черной мессы”, хотя и тут преступность не героизировалась. Но ведь сегодня-то уже хорошо известно, что фашизм и эсэсовские “черные мессы” с их соитием преступников и политиков — были не революционностью, а исполнением сложного заказа международных сил на подавление эксплуатируемых масс в Германии, на её растление, на превращение в преступное государство и последующее растаптывание, на обескровливающую войну с СССР и на многое другое.»

Все это так, но С.Кургинян мог бы и в зеркало заглянуть.

Это все, казалось бы не относящееся к теме патриотизма и отношения криминалитета к Родине, необходимо было сказать прежде, чем перейти к комментированию следующих высказываний С.Кургиняна о революциях и криминалитете. С.Кургинян, развенчивая миф о мафии в качестве главного мифа, легшего в основу перестройки и реформ, переходит к анализу революций:

«Пятая сторона происшедшего. Она связана с “лимитом на революцию”. Революция — страшное дело. Но в подавляющем большинстве случаев (и всегда — в случае подлинной революции обездоленных!) революция подчеркнуто демонстрирует чистоту рук тех, кто её делает. Не гуманизм (какой уж там гуманизм у Робеспьера или Сен-Жюста!), а именно аскезу и чистоту рук. Революция держит бандитов на дистанции и в тени (даже если это люди типа Камо). И это не случайно. Не случайна и решающая роль в революционном успехе так называемого этичесого оружия. Противопоставляются всегда гнилая, насквозь коррумпированная власть — и бедная честная, антипреступная оппозиция. Опыт Ганди, опыт ваххабистов, нидерландских гёзов, протестантских революционеров в Англии — ничему не учит? Тогда вспомним хотя бы эпизод французской революции. Комендант неприступной Бастилии встречается с повстанцами и говорит: “Никто не может взять крепость!” Ему отвечают: “Её сдаст ваша нечистая совесть.” Малейшее пятно на репутации тех, кто шел на штурм, дало бы нечистой совести защитников Бастилии карт-бланш на пролитие крови. Таков повод всех полиций мира, подавляющих революции. Это было так всегда, а уж в эпоху телевидения стало тотальным.»