Эмили Лиерман - Истории из клиники

Бедный маленький Джоуи! Я обняла его, погладила его грязное личико и сказала, показывая ему количество на пальцах, что если он сможет сосчитать до шести и будет практиковать пальминг столько же раз в день каждый день, то я уверена в том, что Санта-Клаус припасет для него игрушки к Рождеству. Джоуи засиял в улыбке. И он очень долго просидел с накрытыми ладонями рук глазами. Когда он снова посмотрел на таблицу, он прочитал пятую строку, которой была сорокафутовая строка букв. Между тем Пэтси поведал мне все обо всех остальных членах их семьи. Он рассказал мне, что его старший брат собирается жениться, но ему нужно повременить со свадьбой до тех пор, пока из тюрьмы не выйдет другой их брат, которому было восемнадцать лет. Пэтси говорил как мужчина и его голос звучал как сирена; но я видела, что у него был мягкий характер, и дала ему поручение помогать Джоуи. Я попросила его сделать все возможное для того, чтобы Джоуи больше пальмил, и быть с ним всегда как можно мягче. Отец был предупрежден о недопустимости снова бить Джоуи по голове, потому что это усугубляло кровоизлияния и Джоуи мог ослепнуть. Спасибо Пэтси за его доброе сердце! Он обещал помогать мне всем, чем только сможет, и я уверена, что он заслуживает многого из того, чем я была ему обязана и что собиралась сделать в ближайшем будущем для его брата.

С того времени у Джоуи стали наблюдаться решительные улучшения. Он откликался на доброту, как цветок откликается на солнечный свет. Но если я когда-либо забывалась и начинала разговаривать с ним без максимально возможной нежности, если только я повышала голос, даже ненамного, он тут же становился нервным и начинал напрягаться. Однажды я пререкнулась с ним из-за того, что он не сделал что-то, что я велела ему сделать, и через несколько мгновений, когда он читал проверочную таблицу левым глазом, он сказал: «Я могу видеть только большую букву». Я объяснила, насколько важным было для него смотреть обоими глазами, потому что, возможно, когда-то он станет великим человеком. Он улыбнулся и сделал пальминг, и не прошло много времени, прежде чем он снова читал пять строк таблицы.

Во время одного из последующих своих визитов он начал обращать на себя внимание, потому что умыл лицо. Я видела, что он хочет, чтобы я это заметила, и, конечно же, я это сделала и наградила его комплиментами по поводу его улучшенной внешности. Он улыбнулся и начал пальмить сам, без напоминания, и его зрение улучшилось более быстрыми темпами, чем в какое-либо из предыдущих посещений.

Его последний визит был одним из радостных. Он видел всю нижнюю строку с расстояния пятнадцати футов, без того чтобы пальмить. Затем доктор Бейтс осмотрел его глаза с помощью офтальмоскопа и обнаружил, что сетчатка стала чистой и что там больше нет кровоизлияний. Зрительный нерв пришел в норму.

Как-то раз Пэтси появился в клинике, и на нем были очки.

– Боже мой, Пэтси, зачем же ты носишь эти штуковины? – стала я его расспрашивать.

– Медсестра в школе сказала, что мне нужны очки, и папа заплатил за них четыре доллара, но я могу видеть и без них.

Его зрение без очков было 20/200. После того как он дал отдых своим глазам с помощью пятиминутного пальминга, его зрение значительно улучшилось.

– Ты хочешь вылечиться без очков? – спросила его я.

– Ну конечно же. Я не хочу их носить.

– Хорошо, ты просишь разрешения у папы и я вылечиваю тебя.

К счастью, папа ничего против этого не имел, и теперь Пэтси видит без очков гораздо лучше, чем он видел когда-либо в них. Он говорит, что школьная доска выглядит чернее, чем раньше, и что занятия кажутся не такими утомительными.

Пэтси продолжил приходить вместе с Джоуи на приемы до тех пор, пока они оба не были излечены.

Приближалось Рождество, и когда праздничный день настал, на праздник в клинику пришли и мальчики. Они пришли за два часа до начала, чтобы удостовериться в том, что ничто не сможет их расстроить. Я никогда не видела более счастливых или более благодарных детей, чем эти двое, когда они вышагивали из комнаты, держа в руках свои подарки и сладости.

Хайман, еврейский мальчик десяти лет, не был пациентом, а лишь сопровождал маму. Ее мучили головные боли, и поэтому она стала лечить глаза. Но ее проблема даже наполовину не была настолько серьезной, как у ее сына. Его несчастные глаза пялились за толстыми стеклами очков, и для того, чтобы видеть сквозь них, он, превозмогая боль, корчил самые чудовищные гримасы. Его голова постоянно двигалась во всех направлениях, и позже я узнала о том, что у него была хорея, или «пляска святого Вита». Он был необыкновенно смышленым мальчиком и никак не мог успокоиться, пока не увидит все, что происходит в клинике. Каждый раз, когда он был в кабинете, он становился как можно ближе ко мне, вникая в каждое произносимое мною слово и ловя каждое мое движение. Однажды я сказала ему: