Пока мы собирали и подготавливали к работе АИК, анестезиологи готовили пациента. Теперь же выход на сцену хирургов. Они обрабатывают операционное поле и укрывают пациента стерильным бельем, мы же заправляем оксигенатор стерильными растворами и прогоняем их по контуру, согревая первичный объём до температуры тела человека. Это делается для того, чтобы исключить любые реакции со стороны больного сердца пациента при контакте тёплой крови с холодным раствором в контуре. Ну что ж, самолёт готов к взлёту. По команде хирурга мы взлетаем.
Я каждый день ходил в операционную и учился собирать контур оксигенатора, цеплять его на аппарат искусственного кровообращения и с каждым днём это получалось у меня все лучше и лучше. Хотя, некоторые моменты усложняли мой процесс обучения. Меня через раз отправляли в новую операционную, и там, по непонятным мне причинам, был установлен другой АИК.
Совершенно другого производителя и соответственно, комплекты с оксигенаторами были тоже другими, подходящими именно для этого аппарата. Но это же абсурд! Я не понимал, по каким-таким причинам так закупали медицинскую технику. Ведь очевидно, что для всех перфузиологов, было бы гораздо проще и легче работать на каком-то одном аппарате. Одна организация вроде бы, а ощущения складывались такие, что каждая операционная – чья-то частная территория, где хозяин сам выбирает и решает, что ему закупать. Но, с другой стороны, я вытащил из этой ситуации положительные моменты: это дало мне возможность попробовать себя на каждом АИКе.
К исходу месяца я уже неплохо «шарил» в искусственном кровообращении и мне дали возможность самостоятельно начать проводить перфузии.
Это было поистине великолепно! Я наконец-то почувствовал самостоятельность и хоть какую-то значимость. В связи с тем, что приближалось лето, и сотрудники начали уходить в отпуска, мне ответственно продлили время пребывания на перфузии. Я стал самостоятельно обеспечивать проведение кардиохирургических операций с искусственным кровообращением!
Понятное дело, что ставили меня в основном на простые вмешательства, такие как аортокоронарное шунтирование. Но тем не менее. Даже это было для меня просто мегакруто!
Ещё перфузия была мне по душе, потому что я раньше всех освобождался. Закончил с перфузией, разобрал АИК и потопал себе спокойно пить кофе в ординаторскую. Сдаётся мне, что мои «однополчане», остававшиеся в это время в операционной, немного завидовали, знаете, чёрной такой завистью. Но это не точно.
Конечно, работать в качестве анестезиолога мне тоже нравилось, но было кое-что, что меня капитально удручало. Это момент окончания операции, когда приходил черёд перекладывать тяжеленных, ещё и расслабленных на миорелаксантах пациентов. Надо признаться, такое себе удовольствие.
Впервые с этим ощущением тяжести человеческого тела я познакомился, ещё работая санитаром в судебно-медицинской экспертизе или попросту в морге. Неодушевлённые предметы, такие как мебель, таскать было гораздо легче, чем человеческое тело. Оно ведь без углов, не возьмёшься нормально. Плюс ко всему, человеческое тело гибкое, и надо учитывать этот факт, соответственно поднимая его ещё чуть выше. Так как удерживаемое за руки и ноги туловище прогибалось вниз, да самого пола. Да простят меня все мои пациенты, перекладывать их было моё самое нелюбимое дело. Было и остается. Поэтому, работая перфузиологом, по окончанию процедуры искусственного кровообращения, я быстренько сваливал из операционной, избегая своего нелюбимого дела.
По завершению второго месяца моей работы в операционной в качестве перфузиолога, я почувствовал себя достаточно уверенно. Казалось, что я знаю всё. Но это, конечно, было моё заблуждение. Да, я разбирался в механизмах, эффектах и влиянии искусственного кровообращения на организм, но очень поверхностно. Основное погружение в мир экстракорпоральных методов кровообращения произошло значительно позже.
Глава 8
Палатный реаниматолог
После окончания «халявы» в виде работы перфузиологом в операционной, меня отправили на следующий цикл обучения в порядке ротации, реаниматологом в палату интенсивной терапии. Моё же место занял другой ординатор.
Сан Митрич – так был подписан стул, на котором сидел угрюмый и неразговорчивый реаниматолог. Он был, наверное, самый древний реаниматолог, который работал чуть ли не с основания кардиоцентра. Для него, на исключительных правах, было выделено индивидуальное рабочее место. Стол и стул, где он сидел, кто-то из предыдущих ординаторов красиво, красной краской подписал – Сан Митрич. И каждый, кто входил в ординаторскую, издалека видел этот стул и старался не занимать его. Тот же, кто по незнанию садился на него, рисковал быть испепелён недоумевающим взглядом Сан Митрича.
Читать дальше