Андрей Ивлев - Спасти Жизнь. Дневник анестезиолога-реаниматолога

– Всё хорошо у вас, не больно? Голова не кружится? – спрашиваю женщину.

– Да, всё хорошо.

Отлично, тогда продолжаем. Беру со столика серый катетер. Он один из самых длинных и толстых. Врач показывает мне пальцем направление иглы.

Делаю вкол, прохожу глубже, прямо по верхнему краю ребра, чтобы не повредить межреберные сосуды. Останавливаюсь, поднимаю взгляд на доктора, он кивает мне, мол, все нормально, продолжай. Чувствую, как мне становится нестерпимо жарко. Чем глубже прохожу иглой, тем волнение нарастает, все сильнее и сильнее. Постоянно аспиририрую, подтягивая поршень шприца на себя, чтобы не пропустить эту долгожданную выпотную, жёлтую жидкость. Задача только кончиком иголки провалиться в перикард и увидев поступление трансудата в шприц, извлечь острую иглу, чтобы не допустить повреждения правого желудочка, одновременно углубляя пластиковую трубку от катетера глубже в полость перикарда. Но перикарда всё нет, как и транссудата. Я уже достаточно глубоко и чувствую, что пора остановиться.

Спрашиваю доктора:

– Глубоко ещё?

– Ещё буквально пару сантиметров, – отвечает он.

– Ну, хорошо.

Стиснув зубы под хирургической маской, продолжаю углубляться. Вдруг чувствую характерный провал. Стоп. Подтягиваю поршень шприца на себя, в шприц набирается достаточно густая и темная жидкость, да это же – кровь! Чёрт.

Остановился, мне надо понять, где я и что это за кровь. Она тёмная и очень похожа на венозную. Такое бывает при гемоперикарде, когда удаляются электроды и из какого-нибудь повреждённого острым краем металлического электрода, сосудика, в перикард набегает кровь. Стою размышляю над этим, буквально впившись взглядом в место пункции. Словно пытаюсь разглядеть, где же там, на каком уровне заканчивается иголка. Понимаю, что шприц в моей руке как-то странно двигается. Как будто качается, вправо-влево, вверх-вниз. Разжимаю пальцы, выпуская шприц из руки. И вижу, как шприц раскачивается, как будто в такт ритма сердца. Понимаю, что я, скорее всего, стою прямо в правом желудочке. От этой мысли спина покрывается испариной, ноги слабеют. Поднимаю взгляд на доктора, смотрю ему прямо в глаза, и понимаю, что он сейчас переживает очень схожее состояние. Он говорит мне, стараясь сохранять полное спокойствие:

– Выхооодим отсюда. Его фраза звучит так, как будто он предупреждает меня, что действовать надо крайне аккуратно. И я медленно извлекаю шприц, прижимая место пункции ваткой. Женщина в порядке, жалоб нет. Уже хорошо. Переводим её в ближайшую палату и оставляем под наблюдением, с контролем перикарда.

Нам очень повезло, что не было кровотечения. Стенка правого желудочка это всё же мышца, и она сократилась в месте пункции. Почему произошло такое осложнение? Ведь был контроль УЗИ? Скорее всего объём транссудата был переоценён, он растёкся тонким слоем по всему перикарду, и поэтому так получилось. Благо всё закончилось благополучно для всех. Но из этого инцидента я вынес урок на всю жизнь. Не надо слепо никому верить, ультразвук – это мир теней, и доктор может ошибиться с оценкой состояния. И второе: все процедуры должны выполняться по четким показаниям. Сам по себе выпот в перикарде не показание для пункции, а вот сдавление сердца и клинические признаки нарастающей тампонады – это показание. И в случае тампонады жидкости точно будет достаточно для более-менее безопасной пункции. И риск в этом случае будет более оправдан, чем в нашем случае – когда данная процедура планировалась лечащим врачом только ради скорейшей выписки пациентки домой. А в итоге эта поспешность чуть не привела к трагедии. Из этого вытекает ещё один постулат: благими намерениями выложена дорога в ад! Запомните это! Это действительно так. В моей последующей практике встречалось достаточно много случаев, когда в преследовании идеальных результатов достигался итог, далёкий от идеала, а в некоторых случаях всё заканчивалось плачевно.

В дальнейшем наша пациентка была благополучно выписана домой, а я с того момента стараюсь никогда ничего не делать без чётких показаний.

Наша работа в качестве ординаторов была организована в режиме ротации. То есть, год был поделён на месяцы и каждый новый месяц ты занимался в новом секторе. Например, сначала месяц работы в операционной, где каждый ординатор закреплялся за каким-нибудь опытным анестезиологом и был ему помощником в течении всего срока. Ординатор был руками, быстрыми ногами, и, естественно, писателем истории болезни, листов назначения и всего прочего. Если «взрослому» анестезиологу попадался толковый ординатор, это, на мой взгляд, для них было подобно манне небесной. Сиди в ординаторской за чашечкой кофе и раздавай задачи, молодой доктор всё выполнит, главное проконтролировать.