Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга - о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Я выдержал очередную паузу, чтобы она могла переварить эти ужасные слова. Это были самые ужасные новости, которые только мог услышать человек: ей только что был вынесен смертный приговор.

– Я очень сожалею, Мэй, – сказал я. Хотя переживания хирургов меркнут на фоне того, с чем приходится иметь дело нашим пациентам, решение не продолжать лечение неизбежно всем нам дается очень тяжело. Формально, если рассматривать этот случай исключительно с точки зрения хирургии, мы знали, что могли избавить ее от рака. Чаша весов склонилась в пользу того, чтобы этого не делать, поскольку, с учетом ее ослабленного состояния, необходимые для излечения процедуры с большой вероятностью все равно бы убили Мэй.

Несмотря на ужасные новости, которые я ей сообщил, на протяжении всего нашего разговора Мэй продолжала сидеть, выпрямив спину, со сдержанным выражением лица, сохраняя достойное поведение, но в конце она тихонько заплакала. Посмотрев на нее, мне пришлось приложить усилие, чтобы сдержать наворачивающиеся у меня самого на глаза слезы. Сидевшая рядом с Мэй медсестра протянула ей бумажный платок, взяла ее за руку и ласково положила другую руку Мэй на плечо, чтобы хоть немного ее утешить.

Дав Мэй немного времени прийти в себя, я начал объяснять ей, как мы будем контролировать опухоль, чтобы избавить Мэй от дискомфорта и болей. Хотя в тот момент боли она практически не испытывала и опухоль не вызывала у нее проблем с речью и глотанием, да и не кровоточила, я был вынужден предупредить ее, что в будущем ситуация может измениться.

Когда мы испаряем ткань лазером, она превращается в дым, и мы не знаем, осталось ли там еще что-то плохое.

Поскольку мы исключили возможность проведения операции, моя первая встреча с Мэй практически наверняка была и последней, и в дальнейшем она бы виделась только с медсестрой-сиделкой и другим медперсоналом, а также сотрудниками паллиативной помощи. На прощание я пожелал ей удачи, она поблагодарила меня за помощь и потраченное время, после чего подняла руку в прощальном жесте, и ее укатили из комнаты. Без нее мой кабинет словно опустел и каким-то странным образом стал намного больше. У меня осталось знакомое гнетущее чувство беспомощности и сожаления о том, что у нас нет никакого другого, более эффективного способа лечения этих аномально разросшихся клеток, чем извлечение их из обычной здоровой ткани.

Со своим просуществовавшим долгие годы предраковым образованием во рту Мэй попадает в категорию пациентов, которым, как мне всегда казалось, мы должны уметь оказывать более эффективную помощь. И тем не менее даже в 2018 году мы по-прежнему не можем определить точные биологические маркеры [67] Молекулы в организме человека, которые указывают на определенные процессы или их отсутствие – например, простатические специфические антигены, указывающие на наличие рака простаты. или какие-то определенные симптомы, которые могли бы дать нам понять, когда кажущийся аномальным участок слизистой рта может с большой вероятностью перерасти в агрессивную опухоль, а когда его лучше просто оставить в покое.

Одна из основных трудностей заключается в том, что при хирургическом лечении такого образования в прошлом было принято либо удалять его с помощью лазера, либо и вовсе испарять его опять-таки при помощи лазера. Но лазер удаляет всю ткань, и если рак впоследствии не образуется, мы не сможем потом понять, существовал ли изначально риск его развития. Точно так же без предварительно взятых образцов ткани у пациента, у которого впоследствии образуется рак, мы не можем выявить биомаркеры, служившие индикатором этого рака. Как по мне, лазерное испарение нездоровой ткани является в корне неверным подходом. Когда ткань превращается в дым, мы не знаем, что там было, и не можем быть уверены, что ничего плохого не осталось.

Всем пациентам, проходящим хирургическое лечение рака, сначала проводится биопсия – другими словами, из «самого неприглядного участка» образования берется небольшой образец ткани. Его помещают под микроскоп, после чего окрашивают гематоксилином [68] Краситель фиолетового или темно-синего цвета. и эозином [69], наиболее надежными и широко применяемыми красителями в гистологии, чтобы сделать бесцветные и прозрачные клетки видимыми. Затем образец изучается опытным гистологом тем же самым образом, каким эта процедура проводилась с момента ее изобретения в 1876 году: благодаря красителю под микроскопом становятся различимы отдельные элементы образца, и гистологу проще понять, с чем именно он имеет дело.