Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга - о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

На тот момент весь мой опыт с огнестрельным оружием и причиняемыми им травмами был получен, если так можно сказать, по другую сторону ствола. Несмотря на отсутствие медицинской или хирургической потребности, да и вообще какой-либо веской причины для этого, мне было любопытно узнать, каково это, нажать на курок и ощутить выстрелы – пускай только по мишени, а не человеческой плоти. Поэтому, когда начальник местной полиции узнал про мой интерес к последствиям огнестрельных ранений и пригласил посмотреть на некоторые использованные в преступлениях пистолеты, а также попрактиковаться на одном из них в стрельбе, я ухватился за эту возможность. Он также показал мне исследование, проведенное отделением огнестрельного оружия учебного центра полиции Майами для подбора наиболее подходящих патронов для их пистолетов Glock 40-го калибра – излюбленного оружия среди 65 % правоохранительных органов США, если верить рекламным материалам компании. Сороковой калибр соответствует диаметру дула примерно 10 мм, поэтому пули, которыми стреляют из Glock, довольно массивные.

В исследовании учитывались, помимо прочего, следующие критерии:

1. Бронепробиваемость. Согласно ФБР, пуля считается эффективной, если пробивает человеческую плоть на глубину в тридцать сантиметров.

2. Раневой канал. Пуля должна создавать достаточно большой раневой канал, способствующий разрушению ткани и вызывающий обильное кровотечение, чтобы как можно быстрее обезвредить преступника, тем самым остановив угрозу.

3. Осколочный разрыв. Для достижения максимальной бронепробиваемости и необходимого раневого канала пуля должна сохранять свою целостность и не разрываться на осколки.

Этот отчет, анализирующий огнестрельные ранения столь хладнокровными и расчетливыми терминами, невозможно было читать без содрогания. Так, например, под большинством углов входа для достижения тридцатиметровой глубины проникновения пуля должна лететь с достаточной скоростью, чтобы пройти через человеческое тело насквозь, образовав в процессе внушительное выходное отверстие, а также, возможно, ранив еще кого-то.

Хорошенько нагнав на меня страх, начальник полиции отвел меня в расположенный в подвале тир и дал пострелять из пистолета Glock сорокового калибра. Он рассказал, что чаще всего перестрелки с участием полиции происходят с близкого расстояния внутри зданий и длятся две-три секунды. Таким образом, в ходе стандартной тренировки полицейские, вместо того чтобы стоять и целиться в мишень на расстоянии двадцати пяти метров, ждут, пока кто-то крикнет: «Пошел!», после чего как можно быстрее дважды стреляют в близкую цель – такие двойные выстрелы стали знаменитыми благодаря нашей собственной САС (Специальной антидесантной службе). Мне же, к моему небольшому разочарованию, предоставили самый простой вариант с мишенью, расположенной на стандартной дальности стрельбы.

Самым грозным оружием, из которого мне когда-либо приходилось стрелять, была пневматическая винтовка. Нарядившись в костюм и белую рубашку, я чувствовал себя настоящей белой вороной среди растущей аудитории из матерых профессиональных сотрудников правоохранительных органов, одетых в униформу или толстовки и с соответствующими ситуации скептическими или ухмыляющимися выражениями лиц. После длительного инструктажа по технике безопасности я надел защитные наушники и встал в один из отсеков для стрельбы перед бумажной мишенью с изображением «злоумышленника». Начальник полиции дал краткую команду: «Давай, разделайся с ними, сынок», и я начал стрелять.

После каждого выстрела пуля исчезала где-то в направлении мишени, в то время как из патронника автоматически выскакивала стреляная гильза. В процессе стрельбы выделялось столько тепла, что, когда одна из гильз срикошетила от перегородки справа в потолок, а затем с поразительной точностью приземлилась в карман моей рубашки, она оказалась настолько горячей, что опалила ткань и обожгла мне сосок. Я принялся выплясывать от боли, размахивая заряженным пистолетом, к ужасу полицейских, которые внезапно перестали смеяться и прыгнули в укрытие с криками: «Не направляй в меня эту штуковину!»

По окончании тренировочной стрельбы меня стали учить быстро доставать оружие, стоя в боковой стойке, чтобы выстрелить в воображаемого противника с близкого расстояния. Это был уже другой и во многом более пугающий навык, хоть «человеком», в которого я целился, и была лишь армированная бумага. Я чувствовал силу отдачи, от которой плечо с силой отводило назад сразу же после выхода из ствола пули, и мысленно я видел перед собой уже не бумажную мишень, а обезображенные лица пациентов с огнестрельным ранением лица. Запах пороховых газов и по сей день остается для меня чрезвычайно волнующим, поскольку мысленно ассоциируется с медным привкусом свежей крови и видом поврежденных взрывом человеческих костей и мягких тканей.