Дмитрий Соколов - Снадобье викингов

— Опять сердце, — вздохнув, произнес шофер.

— Вы угадали. Но почему «опять»?

— Да тут и гадать нечего: за свои девятнадцать лет работы на «Скорой» я так изучил эти маршруты, что мог бы, наверно, заранее приезжать в тот или другой район, зная, что через некоторое время оттуда поступит вызов. В некоторой степени мог бы предположить, и по поводу какого заболевания обратятся.

— Ну, это вы преувеличиваете, — не поверил я. — Если бы это было возможно, сколько несчастий удалось предотвратить, сколько жизней спасти.

— Конечно, — согласился со мной Виктор Михайлович. — Но иногда с какой-то степенью вероятности предположение сделать можно.

За ветровым стеклом промелькнуло несколько встречных машин. Шофер сосредоточенно смотрит вперед на дорогу, тускло освещаемую фарами.

— Хотите, доктор, я расскажу вам легенду об этом поселке? — спросил Виктор Михайлович, когда мы остановились около закрытого шлагбаума. — Вы у нас человек новый, полезно будет знать. Услышал я ее от своей бабки. Конечно, вымысел один, но почему-то передается от одного поколения к другому и живет не одну сотню лет. Чудно, а такие «байки» переживают многие поколения людей.

Виктор Михайлович зажигает конец потухшей папиросы и, не поворачивая головы в мою сторону, продолжает:

— Так вот, слушайте. Было это много веков назад, в период освоения Сибири, когда отряды под водительством Ермака Тимофеевича подошли к реке Тобол. Один из таких отрядов раскинул свой стан на месте, которое сейчас занимает этот поселок. Уж очень оно для лагеря удобное — с трех сторон вода. Ночи в ту пору были темные. Пользуясь этим, не раз кучумовские лазутчики проникали в расположение казаков. И в тот вечер уставшие воины сразу же после еды у костра забылись богатырским сном. Прямо на траве, ставшей им постелью, захрапели служивые люди. На посту был оставлен только один из воинов, Павел.

Ночь была очень темная, все небо, словно тяжелым черным ковром, обложили низкие хмурые тучи. Кругом ни зги, на несколько шагов ничего не видно. Хорошо, что с вечера заготовили много сухого хвороста и можно было поддерживать яркий огонь в костре. Дул холодный порывистый ветер.

Долго ли, коротко ли стоял на посту этот служивый, как вдруг послышался ему плеск у берега реки, словно подплыли лодки или плоты. Отошел он от костра поближе к тому месту, откуда раздавался шум, — все равно ничего не видно, темно. Однако услышал он тихие шаги множества человеческих ног. Закричал Павел что было мочи об опасности… Хотел было бросить сухой хворост в сторожевой костер, но путь ему преградили два кучумовских воина. Коротка, но жестока, сказывают, была схватка. Одного он уложил выстрелом, но другой нанес ему кривым татарским мечом тяжелую рану. То ли Павел сумел в этот момент бросить сухой хворост в огонь, то ли в костер попала струя крови, хлынувшая из раны, но вдруг озарилось все вокруг. Стало светло, как днем.

Повскакали с земли русские воины, и началась жестокая сеча. Много русских людей полегло в том бою. Однако выстояли наши богатыри. В панике бежали недруги, оставляя сотни трупов, кривые мечи, щиты и колчаны со стрелами.

Похоронили своих товарищей по оружию русские воины и ушли дальше на восток выполнять свой ратный долг. Раненых, в том числе и Павла, оставили под присмотром нескольких казаков на берегу Тобола.

Шли месяцы, затянулись раны у Павла, а построенные воинами избы послужили началом поселка, названного в его честь Павловским.

Много поколений сменилось с тех пор. Никто уже не знает имен внуков и правнуков воина, пролившего кровь свою при освоении этих земель, но словно какой-то рок преследует жителей Павловского поселка.

Многие его жители перед смертью принимают позу примерного часового. Словно какая-то сверхъестественная сила заставляет их внезапно среди полного здоровья как бы замирать на месте. В этот момент от такого человека и слова не добьешься, он и пошевельнуться не может. Ну, словно оловянный солдатик.

— Ну, а дальше что?

— А дальше — путь на погост. Не жилец такой человек. К себе «призывает» Павел этих людей, так сказать, «в лучший мир». Только кто его видел, лучший ли он или худший? А самое главное, старики сказывают, что чем строже замирает и дольше «стоит на посту» тот или другой житель Павловского, тем скорее «призывает» его служивый.

— А почему же люди не бросили этого места, не пытались уехать, когда первый раз «в караул» встали?

— Говорят, что это бесполезно: тот, кто уезжал, еще быстрее умирал, чем те, кто продолжал жить в Павловском. Всюду по необъятной матушке России он жителей Павловского находил и подчинял своей воле. Да и жизнь в поселке была вольготная, земли рядом тучные, в Тоболе рыбы много. Поселок вольным был даже при крепостном праве. Рыбозавод имел.