Дмитрий Соколов - Снадобье викингов

— А вот заклеим в целлофановый пакет и положим в сейф как доказательство невежества и бессилия если не медицины, то некоторых «эскулапов», то есть нас с вами.

Закрывая в тот вечер пакет с конвертом и открыткой в сейф, я не думал, что скоро вновь придется столкнуться с этим делом.

Стояла теплая осень. Казалось, что природа перед уходом на длительный зимний сон стремится показать себя во всей красе. В один из таких дней мне передали, что какая-то женщина просит принять ее по личному вопросу. Медленно, как бы с опаской, в кабинет вошла молодая красивая девушка с заплаканными глазами.

— Что вас привело ко мне? — спросил я вошедшую.

— Доктор, вы знаете меня, — сказала она, вытирая слезы.

— Что-то не припомню, где мы с вами встречались.

— Мы не встречались, но от вас ко мне приходил врач и называл вашу фамилию.

— Антон Алексеевич?

— Да, он самый, — торопливо ответила девушка. — Я еще тогда в больнице лежала…

— Постойте, постойте. Вас Юлия Сергеевна зовут?

Я открыл сейф и достал целлофановый пакет. Юля с недоумением взяла его у меня из рук.

— А зачем вы Володино письмо в сейфе храните? Какую ценность оно для вас представляет?

— А я знал, что вы ко мне придете и я смогу из рук в руки передать послание дорогого человека, — шучу я.

Реакция на мою шутку была довольно странной. Юля зарыдала, закрыв лицо руками. Ее худенькие плечи вздрагивали. Из-за всхлипываний трудно было понять, что она говорит. Мне были слышны только отдельные фразы: «Да, дорогой!.. А на что я ему такая?.. Вся опухаю! Красные пятна!.. Чешусь!..»

Торопливо наливаю стакан воды, добавляю туда несколько капель валерианы и прошу девушку выпить. Выждав несколько минут, выхожу, а когда вместе с Антоном Алексеевичем возвращаюсь в кабинет, Юля уже спокойна.

— О, какая красавица к нам пожаловала! Здравствуйте, Юлечка! — начинает разговор Антон Алексеевич.

— Антон, не надо, — говорю ему я, чувствуя, что девушка вот-вот заплачет.

— Юлия Сергеевна, — стараясь быть официальным, обращаюсь я к посетительнице. — Успокойтесь и расскажите по порядку, что вас привело к нам.

Видимо, я выбрал нужный тон. Девушка начала медленно, как бы нехотя, говорить. Она поведала нам и о своей первой любви к парню, и о женской тревоге, в которой проходит ее жизнь с тех пор, как он уехал в другой город, о ласковых, столь желанных письмах, о радости коротких встреч с Володей и их мечтах о будущем.

— Юлия Сергеевна, — спросил я ее, когда она кончила говорить, — что вам мешает выйти замуж за Владимира? Он разлюбил вас?

— Что вы, доктор! Скажете такое! Ведь это он, Володя, привел меня сюда и сейчас ждет на скамейке в горсаду.

— Ну, милая, — вмешался в разговор Антон Алексеевич, — тогда непонятно, чего вы от нас хотите.

— Скажите, можно ли мне быть любимой?..

Надо сказать, что этот вопрос поставил инспектора в еще большее недоумение, и он тут же воскликнул:

— А почему бы и нет?!

— В том-то и дело, что я не уверена в этом, — вновь сквозь слезы проговорила Юлия Сергеевна.

— Юля, — снова обратился я к девушке. — Если вы будете все время плакать, то мы так друг друга и не поймем. Не забудьте, что вас на улице ждут, и у нас дел немало. Мы хотим вам помочь, но не можем понять, чем. Расскажите, что вас привело сюда.

Снова наливаю воду. Девушка, держа стакан двумя руками, жадно пьет. Постепенно она успокаивается. Поправляет упавший на лоб локон волос и, пододвинув свой стул поближе к письменному столу, за которым мы сидим с Антоном Алексеевичем, спрашивает:

— А с чего мне начать?

— Скажите, когда впервые у вас проявилось это заболевание? — спрашиваю я, стремясь придать своему голосу будничный, спокойный тон.

— По словам мамы, и насколько я помню, это было давно, когда мы на лето приехали к бабушке. Она у нас жила на юге и очень любила цветы. Их было так много, что, когда я выходила в сад, то боялась заблудиться среди цветов.

— А что это были за цветы? — вступил в разговор наш инспектор.

— Это были розы. Мама говорила, что у бабушки был целый розарий в саду. Однажды я пошла вечером гулять, и мне показалось, что я заблудилась среди кустов. Вечерело, становилось все темнее и темнее, а я металась среди растений и никак не могла найти дорогу к бабушкиному дому. Только когда я громко заплакала и закричала, меня нашли и увели в комнату. Мне стало плохо, и я несколько дней пролежала в постели. На коже появились красные пятна, мне очень хотелось чесать их. Родственники думали, что я в темноте набрела на крапиву, которая росла около забора. Меня лечил местный врач участковой больницы, и скоро я выздоровела.