Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Внутреннее содержание отца, особенно трогательное и прекрасное в нём, пришедшем в послереволюционную жизнь уже давно сложившимся человеком и сумевшим не только понять и оценить, но и себя, свою жизнь соединить и сочетать с нашей действенной и творческой действительностью — совершенно, абсолютно невозможно согласовать, сблизить со всем ужасом подозрения в нечестности, в злоумышлении против его страны!

Только поэтому это чудовищное, выдвинутое против отца по несомненному заблуждению обвинение, даёт мне смелость обратиться к Вам и взывать к Вашей защите.

Очень прошу сообщить мне, получили ли Вы моё настоящее письмо и что возможно тут сделать, когда произошло такое роковое недоразумение. Ничем иным арест моего отца не может быть, в этом порука — вся его жизнь, от начала и до последнего, настоящего дня.

Зинаида Захарьевна ШНИТНИКОВА (урожд. ФРЕНКЕЛЬ)» [299].

После прочтения этого письма вызванное им чувство отразилось в написанном акростихе:

Насколько я мог позднее узнать обстоятельства, предшествовавшие моему освобождению из Большого Дома, благоприятную роль сыграли показания и отзывы обо мне ряда лиц, которых вызывали для дачи сведений обо мне в БД, в том числе — особенно директора Научно-исследовательского института коммунального хозяйства И. М. Маврина. Он очень хорошо знал меня по продолжительной совместной работе, я был его заместителем по научной части. Так же объективно отзывались обо мне профессора К. Н. Шапшев [300], Н. К. Розенберг и др.

Потребовалось значительное время для того, чтобы хотя бы в какой-то степени зажили физические и моральные раны, нанесённые мне во время пребывания в Большом Доме. Тем не менее, постепенно жизнь вошла в своё привычное русло, и я вернулся к своим прерванным занятиям и интересам.

В воспоминаниях, относящихся к 1939 г., расскажу об удовлетворении, оставшемся у меня от подробного ознакомления в начале августа с крупным пригородным совхозом в Новой Деревне, сельскохозяйственные успехи которого были основаны на рациональном использовании городских нечистот и мусора. Отправляясь для осмотра полей, ягодников и компостных штабелей этого совхоза, я взял с собой моего тринадцатилетнего внука Котика Самофала, сына моей младшей дочери и её безвременно умершего мужа Саввы Артёмовича Самофала. Подсознательно казалось мне, что он будет продолжателем жизненного дела его замечательного отца в познавании биологических закономерностей растительного мира.

Более 900 га посевной площади и ягодников — чёрной смородины и малины были в прекрасном состоянии. Компостирование осуществлялось в виде простого складирования городского мусора штабелями в 1–1½ метра с прикрытием их до созревания землёй. Перепревший мусор использовался вместо навоза для обогрева парников. В совхозе имелись два посёлка для рабочих. К сожалению, обсадка дорог фруктовыми деревьями совхозом не была осуществлена. Зимою на каждый гектар выгружалось по 1000 т фекалий. Это обеспечивало превосходные урожаи капусты, свёклы, моркови. Котик с большим интересом осмотрел вместе со мною все стороны и отрасли этого хозяйства. Особенное внимание его привлекли большие участки земли, занятые кустами чёрной смородины с кистями крупных ягод, величиной с вишню.

Я редко посещал кино, поэтому у меня осталось в памяти, что вечером в тот же день я со старшей внучкой Любочкой (дочерью моей средней дочери Лидиньки) смотрел на экране «Сорочинскую ярмарку» и был изумлён высокой техникой цветного фильма.

В тот год, в июле-августе-сентябре, по утрам я много, больше, чем всегда, работал в нашем придомовом саде и огороде. Больше, чем всегда, я был во власти непреодолимого желания оставаться под открытым небом, работать, копать, обрабатывать землю.

В августе в течение двух недель я пробыл в Москве, изучая новое крупное строительство. Осматривал построенную новую Ленинскую библиотеку, перестроенные два квартала улицы Горького (от Охотного ряда и гостиницы «Москва» до площади Моссовета). Пешком обошёл также и другие районы города, где велось строительство, связанное со сломом домов в старых кварталах — вплоть до площади Маяковского. Осмотрел площадь, где раньше был Страстной монастырь, а также весь район Останкина. Обошёл все задворки строительства Сельскохозяйственной выставки.