Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Признаюсь, я был немало удивлён, когда А. Я. Штернберг продолжил дальше это место из 2-й части «Фауста» Гёте:

Я считал А. Я. Штернберга хорошим клиницистом и большим специалистом по лечению туберкулёза, но никак не ожидал встретить в нём ценителя поэзии, смелых и глубоких философских обобщений Гёте. Но он, как я легко убедился из дальнейшего разговора, знал не только первую часть «Фауста», но и вторую, которую он не третировал шаблонно, как более слабую по силе и глубине творческого замысла и выполнения. С этого началось моё более близкое знакомство с А. Я. Штернбергом, продолжавшееся вплоть до его смерти.

Главным врачом уже открытого на Волхове туберкулёзного санатория оказался Я. О. Крыжевский, которого я знал ещё с 1910 г., когда он был ночлежно-санитарным врачом, сотрудником Н. Ф. Гамалеи и К. В. Караффа-Корбута по организации санитарного надзора за ночлежными домами. Пока А. Я. Штернберг занимался исследованием больных и консультациями по поводу назначений им, я ознакомился с помещением и усадьбой санатория. Значительная часть усадьбы была занята густыми зарослями ольхового молодняка. Для прогулок больных имелась лишь небольшая дорожка на прилежащей к зданию части двора. Я попробовал в натуре наметить дорожку достаточной протяжённости и интересную по планировке. Это мне удалось сделать без большого труда. По намеченной мною трассе без особых усилий и затрат можно было с помощью самих больных создать хорошую дорожку с местами для отдыха в беседках. Мне хотелось на живом примере показать возможность организации прогулок больных и пребывания их на открытом воздухе даже в трудных условиях. К сожалению, и А. Я. Штернберг, и его ученики недооценивали значение санитарно-гигиенических условий и, прежде всего, прогулок, отдыха и занятий на открытом воздухе среди приятных и ласкающих глаз природных видов.

При осмотре Селищенских казарм (одного из самых крупных Аракчеевских городков) пришлось убедиться в необходимости слишком крупных затрат для переустройства их под благоустроенное современное больничное учреждение, тем более для туберкулёзных.

В связи с длительным моим пребыванием на Международной гигиенической выставке в Дрездене в 1911 г. и последующими поездками за границу, а вслед за тем начавшейся мировой войной я на довольно длительное время отошёл от активной работы в кадетской партии. Только в мае 1916 г. ЦК партии Народной свободы вновь восстановил со мной тесную связь и призвал к активным действиям. Это было обусловлено тем, что именно тогда при обсуждении хода предварительных действий по подготовке к избирательной кампании в 5-ю Государственную думу среди членов ЦК распространилась мысль об увеличении числа кадетских депутатов в этой Думе за счёт возвращения к политической жизни «выборжцев» — членов 1-й Госдумы, которых некогда лишили права вновь избираться в парламент. Возникла мысль о создании для них (т. е. нас, осуждённых по Выборгскому процессу) цензов путём амнистии или изменения соответствующих статей в избирательных законах, чтобы официально выставить наши кандидатуры. Предполагалось подготовить такие цензы для Ф. Ф. Кокошкина, князя Д. И. Шаховского, Н. А. Гредескула, М. М. Винавера, князя Урусова [206] Урусов Сергей Дмитриевич (1862–1937) — князь, историк, общественный деятель. Был губернатором в ряде губерний, сторонник городского и земского самоуправления, депутат 1-й Государственной думы, осуждён по делу о «Выборгском воззвании». В марте 1917 назначен товарищем министра внутренних дел. После Октябрьской революции лишён гражданских прав, восстановлен в них в 1929. Неоднократно подвергался арестам, заключению, преследованиям. В последние годы жизни работал бухгалтером. , П. А. Садырина [207] Садырин Павел Александрович, депутат 1-й Госдумы, из крестьян, инженер-агроном, кооптирован в ЦК кадетской партии в 1917. и меня. Хотя быстро провести это через действующую Думу не удалось, я вновь начал активно участвовать в политических акциях кадетской партии.