Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

По моей работе в земстве я всегда был сторонником огнестойкого строительства. Наш деревянный дом на «Полоске» был покрыт сразу, при постройке, гончарной черепицей, а стены предполагалось оштукатурить. Но на это всех наших скудных ресурсов не хватило. Теперь, под свежим впечатлением от пожара в таком близком соседстве, я решил немедленно сделать менее опасной в пожарном отношении, по крайней мере, ту стену, к которой у нас внутри дома примыкала спальня и обе детские комнаты. К моему большому огорчению, прямо против этой стены на расстоянии всего лишь 15 м новый застройщик Богданов построил своего рода «высотный дом» (хотя и деревянный) по проекту архитектора Грабе в стиле северонорвежской готики. На следующий же день я побывал в мастерской по изготовлению бетонных плит и пустотелых бетонных блоков. Там согласились быстро изготовить пустотелые бетонные плиты (10 см толщиной). Недели две спустя их привезли на «Полоску» и прикрепили к стене. Весь мой расход по осуществлению этого защитного покрытия стены в 10 м шириной и 4,5 м высотой составил около 200 рублей. В полной исправности стоит это прикрытие, по красоте не уступающее самой лучшей штукатурке, не потребовавшее ни разу никаких поправок, ремонта и окраски, и поныне, то есть уже более 50 лет.

За лето мне удалось скопить несколько сот рублей, и я до возвращения Любови Карповны, надеясь заслужить её одобрение за мои строительные улучшения, купил на лесном складе дешёвые доски и постлал их лагом на просторном чердаке, чтобы ещё больше отеплить потолки в комнатах, защитить чердак от пыли и создать полную возможность держать его в чистоте. На чердаке под черепичной крышей, высоком и светлом благодаря большим окнам в торцах, я устроил из дюймовки большие закрывающиеся книжные шкапы для размещения книжных и журнальных накоплений. Они и теперь служат своему назначению. Однако, к моему удивлению и большому огорчению, по возвращении Любови Карповны мои строительные новшества не встретили одобрения; напротив, я заслужил лишь упрёки за ненужную расточительность.

В 1916 г. у нас возобновились дружеские отношения с семьёй Александра Фёдоровича Никитина. После переезда из Нижнего Новгорода в Петербург Александр Фёдорович окончательно сосредоточил свою работу на кафедре гигиены в Институте усовершенствования врачей. Он был ближайшим помощником Григория Витальевича Хлопина и на этой кафедре, и во врачебно-санитарном отделе Министерства народного просвещения. Я очень ценил составленную А. Ф. Никитиным книгу в помощь санитарным врачам: «Практическое руководство по способам санитарно-технических обследований и основных санитарно-гигиенических исследований». Затем Александр Фёдорович переключился на исследования по школьной гигиене. Его книга по гигиенической оценке учебников положила у нас начало гигиеническому нормированию печатных изданий вообще и в особенности школьных учебников и литературы для детей. Жена Александра Фёдоровича — Мария Максимовна Бокаушина была близким другом Любови Карповны. Ещё в 1895–1896 гг. они вместе учились на курсах лекарских помощниц у Лесгафта. Я тоже хорошо знал её по летней работе в больнице для судорабочих в Новой Ладоге. Среди большого числа студенток, сменявших друг друга на работе в Новоладожской больнице, Мария Максимовна выделялась своим живым деятельным характером, самостоятельностью и прямотой в суждениях. Теперь она много внимания отдавала своим детям. Все её девочки были примерно одного возраста с нашими старшими дочерьми. Любимцем в семье был младший мальчик дошкольного возраста.

У Никитиных в дни приёмов мы встречались с Николаем Абрамовичем Викдорчиком и его сестрой Елизаветой Абрамовной. У них же мы познакомились с В. Н. Катиным-Ярцевым. Он был доцентом при кафедре болезней уха, горла, носа в Военно-медицинской академии, при кафедре В. И. Воячека и консультантом в нескольких госпиталях. Производил впечатление знающего и уверенного в себе специалиста; со студенческих лет сохранились у него связи с социал-демократическими левыми кружками. Когда сейчас я вспоминаю о нашем знакомстве с Катиным-Ярцевым, у меня встают в памяти волнения и трагический ужас, пережитые мною и всей нашей семьёй после операции по удалению аденоидных носоглоточных разращений осенью 1916 г. у нашей дочери Лидиньки.

Ей было тогда 14 лет, она часто страдала ангинами, а аденоидные разращения затрудняли у неё дыхание и вызывали головные боли. Катин-Ярцев после тщательного обследования посоветовал хирургическое удаление этих разращений. Операцию произвёл он сам лично. Присутствовала и помогала ему при операции Екатерина Ильинична. Лидинька, решившись на операцию, перенесла её стоически. У меня не было убеждения в неизбежной необходимости операции. Я не мог подавить в себе волнение и сострадание к Лидиньке. После операции, прошедшей, по его мнению, совершенно благополучно, Катин-Ярцев уехал, а Екатерина Ильинична осталась — больше для спокойствия Любови Карповны и моего.