Брайан Дир - Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

Первоначально на дело отводили 35 дней. Необходимо было выдвинуть Уэйкфилду обвинения в нечестности и мошенничестве, а также разобрать ложное утверждение, опубликованное в статье о двенадцати детях, что это исследование получило одобрение комитета по этике. Но двое его вышеупомянутых соавторов вмешались в процесс, изменив свою роль в этом деле. Они теперь рассказывали, что колоноскопия, спинномозговая пункция, МРТ и все остальное проводились исключительно по показаниям, для назначения последующей терапии.

Это стало неожиданностью для родителей, например, для Мисс номер Четыре и Мисс номер Одиннадцать. Они поехали в Хэмпстед, чтобы установить факт вреда от вакцины. Меня это тоже удивило, поскольку протокол обследования был согласован с юридическим советом еще до обследования первого ребенка. Это были диагностические методы, изложенные в «клиническом и научном исследовании», который, соответственно, разделили на две статьи, клиническую и научную. Обе были представлены в The Lancet , и в обеих описывался «новый синдром», лежащий в основе иска Ричарда Барра.

Но для меня показания врачей стали подарком. Юристы Уокер-Смит, в частности, теперь утверждали, что каждая процедура была на пользу детям, слушатели рассмотрели в мучительных подробностях каждый поставленный диагноз, анамнез и симптом, в том числе из сокровищницы конфиденциальных медицинских записей, которые я прочитал в офисе наших адвокатов.

Финальный танец – и еще какой – начался в июле 2007 года В восьмиэтажном стеклянном офисном здании на 350 Euston Road , в Лондоне, будут преданы гласности окончательные данные, положившие начало кризису с вакцинами. Как и лорду-судье Стюарту-Смиту два десятилетия назад, мне представилась возможность услышать правдивые истории о детях, пациент за пациентом. И узнать, что к чему. Что на самом деле было, а чего не было.

– Я собираюсь перейти к материалам Ребенка номер Десять из записей Royal Free , – говорил адвокат защиты или обвинения.

И на третьем этаже, в длинной комнате со стальной мебелью на сине-охристом ковре, мужчины и женщины тянулись к картонным коробкам, каждая из которых была забита папками с документами. Я насчитал пятнадцать стопок, по семь коробок в каждой. И, честное слово, они были под завязку напичканы удивительнейшими тайнами. Это был лучший инструмент для репортера-расследователя. С двух сторон прямоугольника из семнадцати столов трое обвиняемых мужчин и совет по «пригодности к практике» (три доктора, два человека без медицинского образования: три женщины, двое мужчин) сидели лицом друг к другу, окруженные толпой юристов. Я, единственный репортер в комнате, сидел у двери и фиксировал все, что они говорили.

«Ребенок номер Семь…». Все потянулись к папкам. «Девять…». Снова потянулись. День за днем. Месяц за месяцем. «А теперь я хочу вернуться к ребенку номер Десять…».

Первый большой прорыв случился на 32-й день: во вторник, 14 сентября. Передо мной в кресле для свидетелей сидела веселая консультант по имени Сьюзен Дэвис, которая руководила патоморфологами в проекте. Она не входила в число авторов в оригинальной статье Тhе Lancet , но ее добавили в список где-то перед представлением в Атриуме.

Сьюзен сразу объяснила кропотливый процесс изучения биоптатов кишечника в ее отделении. Срез каждого фрагмента ткани, окрашенный и помещенный на стекло, исследовался двумя врачами, затем печаталось описание и заключение с двумя подписями. Результаты обсуждались с клиницистами на еженедельных встречах мультидисциплинарной команды. Патоморфологи особенно внимательно следили за любым избытком воспалительных клеток (в норме они присутствуют в строме, но в разумных пределах) и, что наиболее важно, за повреждениями поверхностного эпителия и крипт толстого и тонкого кишечника.

Сьюзен выступила достаточно спокойно, ничего особенного. Но в 11:30, после утреннего перерыва на кофе, на свет появились папки Ребенка номер Два, и люди открыли страницу 264. Сначала было просмотрено заключение, которое вызвало волнение: это был случай, когда Уэйкфилд, Уокер-Смит и Марч поверили, что у восьмилетнего пациента была болезнь Крона. За ним последовал еще одно, в котором была признана вероятная непереносимость пищи. Я заметил, что это изменение не упоминалось в The Lancet . Затем, по мере того как на столах появлялось еще больше папок, между адвокатом и свидетелем начался обмен фразами, будто они были соперниками в теннисной партии и стали перебивать мяч высоко над сеткой. «Нет увеличения количества воспалительных клеток, – услышал я. – Никаких отклонений не обнаружено».