Майа Шалавиц - Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

К несчастью, маленькие дети не могут отчетливо различать «хорошее» от других ценимых качеств, таких как красота, ум, усидчивость, опрятность и физические данные; для них все эти качества сливаются в одно. Действительно, в сказках и мультфильмах авторы часто преднамеренно соединяют такие черты, как моральное и физическое уродство, или особые таланты и моральную добродетель. Исследование Двек показывает, что такое слияние может вызвать у детей большие проблемы, особенно у тех, кто считает, что их личностная ценность зависит от того, каких успехов они могут добиться. Это именно те дети, как показал эксперимент, которые отвечают беспомощностью или отчаянием на слишком трудную задачу, но так происходит только в том случае, если ребенок считает сферу задачи важной для себя. Например, если ребенок видит себя спортсменом, то срыв может заставить его испытать стыд и почувствовать себя никуда негодным неудачником, а если ребенок считает главным своим делом изучение английского языка, то при неудаче в футболе он просто пожмет плечами и нисколько не расстроится.

Таким образом, в возрасте, когда я начала осознавать себя личностью, я определила, что я – плохая. Мой фиксированный склад ума помог интериоризировать идею о том, что я не «людской человек», и она стала означать, что я никогда не смогу ладить с другими, что моя погруженность в идеи навсегда лишит меня человеческой дружбы и в конечном итоге любви. Этот диагноз был усугублен другими ярлыками, которыми меня награждали взрослые: эгоистка и властная натура.

Думаю, что моя реакция на эти ярлыки запустила другую реакцию негативного развития, которое и привело меня к наркотической зависимости, вызвав сначала у меня депрессию. Так как меня подавляли избыточные сенсорные ощущения, я старалась изо всех сил приспосабливать для себя свое окружение. Причудливой гранью аутизма на самом деле является то, что повышенная чувствительность к раздражителям может колебаться и подпадать под влияние уверенности в способности контролировать ситуацию. Один и тот же стимул, который иногда бывал отвратительным, например громкая музыка, мог даже доставлять мне радость, если я сама выбирала громкость и могла в любой момент ее изменить.

Извне, однако, все это выглядит довольно причудливо: возникает впечатление, будто ребенок либо лжет, что его раздражают какие-то стимулы, для того чтобы «добиться своего» (иначе почему иногда ему нравится тот же стимул?), либо он просто одержим своей властью и говорит, что стимул его расстраивает, чтобы по собственному произволу эту власть выказать. Точно так же способность к напряженному вниманию при интеллектуальной заинтересованности, каковую наблюдают при аутизме и СДВГ, часто воспринимают как своевольное упрямство: очевидно, что такие дети проявляют безграничное внимание, если хотят сосредоточиться, но не проявляют, если не хотят, но извне это выглядит как: «Видишь, ты можешь, значит, надо сильнее стараться». Однако поскольку я не знала, как сильно отличаются мои ощущения от ощущений других людей, то и не могла им объяснить, что происходило со мной на самом деле.

В результате мои попытки справиться со своей повышенной чувствительностью и навязчивостями расценивались негативно. То, что я уклонялась от ласк, объятий и прикосновений, служило лишним доводом в пользу того, что я не «людской человек», а мое желание контролировать ситуацию, несмотря на предпочтения других людей, заставляло окружающих считать меня «эгоисткой». Моя неспособность видеть, что другие люди не обязательно разделяют мои интеллектуальные навязчивости, делала меня в глазах этих других еще большим эгоцентриком; это также приводило к моему отчуждению от сверстников. Отсутствие людей, которые разделяли бы мои интересы, лишь усиливало мою склонность к книгам и абстрактным идеям и еще сильнее отчуждало от других детей, что создавало порочный круг положительной обратной связи.

Двек утверждает, что цельное и непротиворечивое ощущение собственной ценности может породить ощущение того, что беспомощность и отчаяние будут вечно сопровождать человека. Положительной стороной такого ощущения в моем случае было стремление сфокусировать все мои усилия на успеваемости, высокие достижения в которой привели меня сначала в колледж, а потом и в Колумбийский университет. Но одновременно это же ощущение породило во мне тревожность, ненависть, отвращение к себе и депрессию, заставило меня смотреть на себя и на мир так, что единственным способом справиться с отчаянием стало бегство от реальности.