Линдси Фицхаррис - Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Принятие антисептической системы Листера было наиболее заметным внешним признаком принятия медицинским сообществом теории микробов, и это ознаменовало эпохальный момент, когда медицина и наука слились воедино. Томас Икинс – художник, нарисовавший клинику Гросса, – вернулся к этой теме в 1889 году, чтобы изобразить клинику Агнью. На этот раз, однако, вместо мрачной операционной с хирургами, покрытыми кровью, Икинс демонстрирует зрителю чистое яркое место, где участники действа одеты в белоснежные халаты. «Клиника Агнью» – это воплощение антисептики и гигиены, это «Листеризм, торжествующий».

По прошествии многих лет в медицине произошел постепенный переход от антисептики (уничтожения микробов) к асептике (предупреждению их появления). Сама теория, на которой Листер основывал свои методики, казалось, требовала, чтобы асептические методы заменили антисептику. Но он выступал против этого изменения, потому что чувствовал, что асептика – которая требовала скрупулезно стерилизовать все, что находилось поблизости от пациента, прежде чем начать работать – не будет иметь практической пользы, если хирурги продолжат оперировать вне контролируемой больничной среды. Операция, по его мнению, должна быть безопасной независимо от того, была ли она проведена на обеденном или на операционном столе – и антисептика казалась единственным жизнеспособным решением, когда дело доходило до операций на дому.

Листер признавал важную роль больницы, но только в том, что касалось лечения бедных. Его бывший студент Гай Теодор Ренч позже утверждал, что если бы не работа его наставника, больницы могли бы вообще перестать существовать. «Крупные больницы оказались бы заброшены, а мелкие – заменены, – писал Ренч. – Листер… возник на арене в самый последний момент. Он спас не только пациентов, но и больницы, предотвратив… полный возврат к хирургическому методу решения проблемы бедности». Но, сознавая важность наличия больничных учреждений, Листер не думал, что вся его профессия будет (или должна) базироваться только в госпиталях: те, у кого есть средства, по его мнению, продолжат лечиться за пределами больничных стен, дома или в небольших частных клиниках.

Приближаясь к концу жизни, Листер выразил желание, чтобы его история – если она когда-нибудь будет публично рассказана – повествовала о научных достижениях. В завещании от 26 июня 1908 года восьмидесятилетний хирург попросил Рикмана Джона Годли вместе с другим его племянником Артуром Листером «разобрать [мои] научные рукописи и эскизы, уничтожая или иным образом избавляясь от таких, которые не имеют существенной научной ценности или интереса».

Листер ошибочно полагал, что обстоятельства личной жизни мало влияли на его научные и хирургические достижения. Однако идеи никогда не возникают в вакууме – и жизненный путь Листера во многом подтверждает эту истину. С того самого момента, как он посмотрел в объектив микроскопа отца, и до дня, когда Джозеф Листер был посвящен в рыцари королевой Викторией, его жизнь формировалась под влиянием обстоятельств и окружающих его людей. Как и все мы, он видел мир через призму мнений тех, кем восхищался: Джозефа Джексона, отзывчивого отца и ученого человека; Уильяма Шарпея, преподавателя Университетского колледжа, который посоветовал Листеру ехать в Эдинбург; Джеймса Сайма, наставника и тестя; и Луи Пастера – ученого, который дал Листеру ключ к разгадке одной из великих медицинских тайн XIX века.

Листер мирно скончался холодным зимним утром в феврале 1912 года. У его постели лежали неоконченные работы о природе и причинах нагноения – тема, которая очаровывала его еще со студенческих лет. Даже в конце жизни, когда слух и зрение серьезно подводили его, Листер продолжал взаимодействовать с научным миром вокруг. После смерти все его желания были исполнены – кроме одного. У племянников Листера не поднялась рука уничтожить его личную и внутрисемейную переписку, благодаря чему мы смогли заглянуть в святилище его мыслей.

Джозеф Джексон однажды напомнил сыну, что это есть величайшее благословение – быть инструментом, с помощью которого антисептическая система «пришла в мир смертных». Жизнь, полная самопожертвования и исключительной решимости, полностью подтверждала это. Новаторская работа Листера гарантировала, что исход операции больше не будет оставлен на волю случая. Отныне будущее профессии определяли господство знания над невежеством, а трудолюбия – над небрежностью. Хирурги из разрушителей превратились в созидателей: теперь их превозносили не за быстроту и ловкость рук, а за осторожность, методичность и точность. Методы Листера превратили хирургию из мясницкого искусства в современную науку, в которой недавно опробованные методики превзошли избитые практики. Они открыли новые границы в медицине, позволив нам проникнуть глубже в живое тело и спасти сотни тысяч человеческих жизней.