Линдси Фицхаррис - Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

В середине XIX века женщины, ставшие жертвами насилия, практически не пользовались правовой защитой. Редактор газеты The Times раскритиковал мягкие приговоры, выносимые судом мужьям-агрессорам, заявив: «Супружеские узы, как мне кажется, позволяют мужчине в определенной степени оставаться безнаказанным за жестокое обращение с женщиной». Эти люди жили в обществе, которое закрывало глаза на их грубые выходки. Население в целом настолько привыкло к тому, что мужчинам разрешено избивать женщин и детей, что практически санкционировало подобное поведение. 31 мая 1850 года журналист The Morning Chronicle прокомментировал эту ситуацию следующим образом:

«Для любого, кто возьмет на себя труд выяснить мнение населения, очевидно, что мужчина ослеплен убеждением, что имеет право как угодно подвергать свою жену или своих детей физическому насилию. Тот факт, что кто-либо считает нужным вмешаться, вызывает у него неизменное удивление. Разве это не его жена или ребенок? Разве не имеет он права поступать по собственному усмотрению?»

Эти слова – отнюдь не метафора. Обувь на ногах, дубина в руке, лошадь или осел, который тащит его поклажу, жена и дети – все есть в одинаковой мере предмет собственности мужчины.

Таков был мир Джулии Салливан, когда ее 59-летний муж Джеремия бросился на нее с длинным ножом, который прятал в рукаве, – всего за час до того, как ее срочно доставили в госпиталь Университетского колледжа.

Еще до нападения отношения в семье были напряженными. Пятью неделями ранее из-за алкоголизма и постоянных вспышек агрессии у мужа Джулия бежала из дома. Побег был одним из немногих доступных вариантов в 1851 году; бракоразводный процесс по инициативе жены начинали лишь в том случае, если со стороны мужа были одновременно и измены, и рукоприкладство (в случае, если развод инициировал муж, этого не требовалось). И даже с учетом этих обстоятельств – развод не по карману большинству женщин низшего класса, у которых часто не хватает средств на жизнь и которые рискуют потерять детей, если брак все же будет расторгнут. Что касается Джулии, то в соответствии с английским законодательством было просто недостаточно, что муж-алкоголик регулярно бил ее: одного только рукоприкладства не хватило бы для получения развода.

Бежав из дома, Джулия делила комнату с пожилой вдовой в Кэмден-Тауне – районе Лондона, где проживали бедняки из рабочего класса. За три недели до нападения толпа местных слышала, как Салливан явился к дому, где поселилась Джулия, выкрикивал непристойности и угрожал ей. Он страдал от параноидальных, бредовых мыслей, полагал, что у Джулии интрижка на стороне. Один человек, Фрэнсис Поллок, заступился за женщину, велев Салливану уйти и сообщив, что Джулия не желает видеть его. Согласно полицейскому рапорту, Салливан вскипел и гневно выплюнул в ответ: «Если она не позволит мне войти, я сделаю это сам».

Той ночью Салливан застал Джулию врасплох возле квартиры, когда она возвращалась с работы. Он схватил ее и потребовал, чтобы она вернулась домой, а затем угрожающе тронул рукав пиджака. Джулия подумала, что это несколько странно, спросила, что он спрятал там. Салливан усмехнулся: «А не думаешь ли ты, глупая женщина, что у меня в рукаве есть орудие, чтоб забрать твою жизнь, а мою душу отправить в лапы дьяволу?»

Обувь на ногах, дубина в руке, лошадь или осел, который тащит его поклажу, жена и дети – все есть в одинаковой мере предмет собственности мужчины.

Между супругами разгорелся спор, из-за чего соседка Бриджит Брайан высунулась в дверь и пожаловалась на то, что они шумят. Салливан потребовал от жены проводить его до местного паба; она отказалась, так что он вытолкнул ее на улицу. Бриджит упросила Джулию во имя покоя сделать то, чего хочет муж, так что все трое направились в паб. Там супруги снова начали ссориться, потому что Джулия отказывалась вернуться домой к Салливану; наконец, обеим женщинам удалось вырваться. Они направились домой и уже было думали, что отделались от пьяных речей, как вдруг Салливан выскочил из тени. Джулия, решив, что муж собирается как обычно ударить ее, заслонила лицо руками, и тогда он с размаху вонзил нож ей в живот, выкрикнув: «Вот я и сделал это сам!»

Джулия покачнулась от боли. Бриджит бросилась к подруге, ощупала ее живот и одежду и почувствовала глубокую рану. Она закричала: «Салливан, ты убил собственную жену!» Он мрачно посмотрел на разворачивавшуюся перед ним драму и ответил: «О нет, она еще не мертва».