Другие комментаторы проявляли куда меньше сочувствия.
В чем только меня не обвиняли (что мы подняли осадок со дна ручья, что могли разрушить енотовую нору по дороге к воде, что я поставила под угрозу жизнь своих детей, что подала дурной пример, что у меня преувеличенное чувство вседозволенности, что я жалуюсь на достижения цивилизованного общества и т. п.), но обиднее всего были заявления, будто своими действиями в заповеднике в тот день я заслужила почетное членство в Американской ассоциации плохих родителей.
Для некоторых читателей моего поста ключевое значение имел вопрос, стоял ли в заповеднике знак, запрещающий купание. Ответ на него был сложнее, чем просто «да» или «нет». На коричневой металлической табличке у входа ничего не написано о том, что нельзя заходить в ручей. Он лишь призывает придерживаться обозначенных маршрутов, но в заповеднике много хорошо протоптанных троп, ведущих к воде, и ни по одной из них проход формально не запрещен. Но даже отклонение от официального маршрута в данной ситуации не имело решающего значения, ведь, как только мои дети коснулись ногами воды, мы нарушили закон штата, запрещающий переходить вброд любой общественный водоем или купаться в нем, если только он не является «бассейном или оборудованным для купания пляжем». Проще говоря, если нет таблички, официально разрешающей входить в воду, то по умолчанию это запрещено. Был запрет очевиден или нет, должен ли был штат установить табличку с информацией о предполагаемом загрязнении ручья – по этим двум вопросам пара хорошо оплачиваемых адвокатов могла бы дискутировать до скончания времен.
Честно говоря, меня больше заботила не правомерность штрафа, то есть не вопрос явного наличия или отсутствия запрета на купание, сколько причины появления запрета как такового. В тот день мне даже в голову не могло прийти, что мы что-то разрушаем или вмешиваемся в природу. В Швеции, где можно покидать обозначенную тропу, устраивать пикник, собирать цветы и грибы и плавать, где душа пожелает, в том числе на территории природных заповедников, мысль о том, что дети, играя в ручье, совершали преступление или создавали угрозу для окружающей среды, показалась бы неслыханной. Другая страна – другие правила. Это я понимаю. Но значит и к охране природы тоже можно подходить по-разному.
Что касается загрязнения, то в информационной брошюре об этом заповеднике, составленной самим Департаментом природных ресурсов Индианы, ручей описывается словами «очень чистый, практически без загрязнений». Но, позвонив в департамент, я снова услышала, что в воде полно смытых с полей пестицидов и отходов сельского хозяйства. Однако подтвердить эту информацию невозможно, поскольку, как мне было сказано, штату не хватает финансирования для проведения анализа воды, не говоря уже об ее очистке.
Как бы то ни было, тот инцидент в заповеднике – не просто история о слишком рьяном служителе закона и о моей уязвленной гордости. Реакция людей из разных уголков страны показала мне, что не я одна считаю, будто в США со всех сторон ограничивается активная игровая деятельность детей на свежем воздухе, которая, как доказали ученые, имеет решающее значение для их физического и психического развития. «Однажды моего сына обругали за то, что он бросал камешки в реку, поскольку он „мог причинить вред микроскопическим беспозвоночным“», – написала моя читательница по имени Лаура. Хизер из Нью-Йорка поддержала ее: «Грустно, что когда-то считавшиеся совершенно нормальными вещи сейчас жестко регулируются – из-за юридической ответственности или просто от желания заработать деньги». «Нынешние родители и чиновники слишком часто соглашаются с правилами, над которыми их собственные родители попросту посмеялись бы, – сказал автор книги „Пока они не исчезли“ (Before They’re Gone) Майкл Ланца, комментируя наш инцидент. – Если не остановить эту тенденцию, мы рискуем вырастить поколение, не считающее нужным проводить время на свежем воздухе и уж тем более охранять подобные места, где детям даже нельзя поиграть в ручье».
В каком-то смысле наш случай в заповеднике отражает более масштабную, охватывающую всю страну тенденцию, впервые описанную Ричардом Лоувом в книге «Последний ребенок в лесу: как спасти наших детей от синдрома дефицита общения с природой». Она сквозит в историях, неоднократно слышанных мною от американцев моего возраста или чуть старше. Время и место разнятся, но сюжет всегда примерно таков: «А вот мы в детстве целыми днями играли в лесу, строили крепости, плескались в воде, фантазировали. Утром мы уходили из дому и возвращались лишь с наступлением сумерек».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу