Я взглянул на мать, полагая, что разговор будет вестись и с ней. Она была внимательна, но отстранилась, опустив глаза и довольствуясь ролью свидетеля. Кивок. Она явно хотела оставить инициативу дочери.
— Да, мне говорили. И еще мне объяснили, что эта операция очень важна, чтобы убрать этот рак.
Первый сюрприз. Она прямо говорила о своей болезни, храбро используя страшное слово «рак». Очень нестественное слово из уст ребенка.
— Да, мы хотим ее удалить по двум причинам. Во-первых, нам нужно убедиться, что химиотерапия хорошо сделала свою работу и уничтожила опухоль. Во-вторых, она сдавливает важные органы, и если еще вырастет, то может стать опасной, заблокировав кровообращение.
Я предпочел сказать «опасной», а не «фатальной», чтобы не пугать девочку еще больше. Она слушала меня завороженно, как загнанный олененок. Ее взгляд был напряженным. И же не умоляющим и не плаксивым. Прежде всего, он был встревоженным, ловил мельчайшие детали, которых Люси могла еще не знать.
— Это будет непростая операция…
Сложный момент. Я редко разговариваю на столь драматичные темы непосредственно с детьми. Обычно мои удары обрушиваются на родителей. Я быстро взглянул на мать. Она снова уклонилась от разговора.
— …потому что опухоль затрагивает важные сосуды и само сердце.
Я взял листок бумаги, что позволило мне хоть ненадолго избежать пронизывающего взгляда этих зеленых глаз. Рисунок поможет мне объяснить суть операции и немного ослабит серьезность момента. Обе сосредоточились на моей ручке. Я быстро набросал анатомическое строение нормального сердца — в голове у меня десятка два довольно красивых набросков, которые я переношу на бумагу быстро, словно расписываясь, столько раз я их повторял, — дорисовал правое легкое. Наконец, сверху я изобразил опухоль и выделил жирной линией полую вену, правое предсердие и ворота легкого, отодвинув их, как это сделало новообразование.
— Я не знаю, легко ли опухоль отсоединится от этих органов или она уже в них проникла. Тогда будет явно сложнее, так как нужно будет иссекать захваченную часть и реконструировать ее.
Люси едва заметно кивнула в знак согласия. Она была предельно внимательна. Ни одна линия, ни одно слово, даже ни одна пауза не ускользала от нее.
— Что касается полой вены и сердца, эту часть опухоли нам удастся удалить. Но в чем у меня есть сомнения…
Все тот же немигающий взгляд, никаких комментариев. Лишь на мгновение ее глаза встретились с моими. Пронизав насквозь. Я вернулся к рисунку.
— …в чем я не очень уверен, — так это насчет диафрагмального нерва и правого легкого.
При этих словах она подняла голову прямо, чуть нахмурилась, затем немного растерянно спросила:
— Диафрагмальный нерв? Что это?
— Это нерв диафрагмы. Если он больше не работает, диафрагма не сокращается, когда ты делаешь вдох, и легкое, которое с ним связано, не так хорошо заполняется воздухом. Без этого нерва можно жить, только быстрее выдыхаешься. Он начинается на шее и проходит справа, вдоль полой вены. Так вот, он внутри этой опухоли, и я не знаю, удастся ли нам его сохранить.
Она выдержала удар — еще один — не протестуя. Я повернулся к маме. Может быть, сейчас она что-нибудь скажет — они явно не знали об этом возможном осложнении. Она отрицательно покачала головой и сделала мне знак продолжать.
— И потом, Люси, еще остается легкое. Оно как раз больше всего меня беспокоит. Оно соединено с сердцем сосудами, которые сосредоточены вот здесь. Это место называется воротами легкого.
Я обвел участок на рисунке.
— Эти сосуды особенно тонкие и хрупкие. Возможно, нам не удастся их сохранить или восстановить, если и они тоже затронуты.
И, чуть тише:
— Если эта часть сильно поражена, мы будем вынуждены удалить часть легкого.
Ее слух и внимание были так напряжены, что я ощущал, как вибрирует воздух.
— И здесь я не могу исключить, что придется удалить легкое целиком.
Люси снова едва заметно кивнула. Почти неуловимо, серьезно. Эта девочка поразила меня, настолько она была взрослой и умела держать удары невероятной силы. Она решилась задать вопрос:
— А можно жить с одним легким?
— Да, жить можно, только быстро выдыхаешься при малейшем напряжении, хотя со временем ситуация улучшается. И все же…
Я воспользовался случаем, чтобы восстановить истину, в которую верил — что я постараюсь сделать все, что от меня зависит, чтобы избежать этой крайности.
— …И все же я искренне уверен, что нам удастся сохранить большую часть легкого. Может быть, не все целиком, но большую часть. Если так и получится, то проблем будет не очень много, стесненность дыхания будет чувствоваться лишь при больших усилиях. И кто знает, может быть, удастся сохранить легкое целиком!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу