Назим Шихвердиев - Долг сердца [Кардиохирург о цене ошибок] [litres]

Сначала немного статистики, ежедневно передававшейся по российским информационным ТВ-каналам. К концу мая 2020 года в мире заболело более 6 миллионов человек. По заболеваемости наша страна на тот момент находилась на 7-м месте, а по смертности, к счастью, – на 19-м. В Европе и Северной Америке по 2 миллиона заболевших, в огромной Азии – чуть более миллиона, в Южной Америке – более 700 тысяч, в Африке – около 130 тысяч человек, в странах Океании – менее 10 тысяч. Цифры менялись каждый день. Не берусь анализировать причины такого разброса – для этого есть профессиональные эпидемиологи. Они обладают специальными знаниями, методиками расчета и официальной статистикой. Однако свои соображения у меня есть.

По тем же публиковавшимся на наших телеканалах сведениям, смертность в разных странах различалась весьма значительно. В России она составляла примерно 2,4 %. В США – более 10 %, в некоторых европейских странах (Испания, Великобритания и др.) доходила до 14 %. Самая высокая смертность, по данным сетей, в столице Йемена Адене, где она достигала 70 %.

В СМИ и социальных сетях шли бурные дискуссии – верить ли этим данным? Опять же не берусь судить о зарубежных странах, но то, что делалось вокруг меня, я как-то старался оценить и с изрядной долей скепсиса этим цифрам верил. Мои информационные каналы самые разные: во-первых, личные наблюдения за жизнью Санкт-Петербурга; во-вторых, ежедневное общение с друзьями и коллегами (личный контакт не обязателен, достаточно созваниваться или переписываться); в-третьих, собственная профессиональная деятельность в Военно-медицинской академии (а последние 5 лет пришлось работать еще и на базе той самой Покровской больницы, которая была перепрофилирована под COVID-инфекцию и не сходила с экранов телевизоров). Кроме того, ряд моих младших коллег трудились в таких вновь созданных временных инфекционных стационарах, и мы периодически общались.

Существовала еще и непосредственная живая связь с такими специфическими регионами, как Москва, Дагестан и Северная Осетия, где коронавирусная тема была очень актуальна. Причем общение и тут шло не только на бытовом, но и на медицинском уровне.

Какие же мысли навеяли размышления в период вынужденного ограничения профессиональной деятельности? Сначала, как мне кажется, была недооценка ситуации, в том числе и у меня. Казалось, зачем создавать столько шума по поводу одной из разновидностей насморка? Таких выступлений в интернете было достаточно. Я, однако, на эту тему не высказывался, понимая в глубине души, что жесткие ограничительные меры – самое действенное средство предотвратить распространение пандемии. Чаще всего распространению любой инфекции способствуют безответственность, наше человеческое раздолбайство и неведомо откуда берущаяся уверенность, что уж тебя-то это не коснется.

Можно до хрипоты спорить о демократических свободах и нарушениях прав человека. Я двумя руками за все свободы. Однако понимаю, что абсолютной свободы нет и не может быть в принципе. Часто требования несовместимы по своей сути. Кто-то хочет устраивать ночные автогонки в городе, невзирая на риск для других водителей и пешеходов. Для кого-то это становится трагедией. Запреты неизбежны. Не буду философствовать на эту тему. Однако в тех странах, где в сложные времена (а пандемия – это очень сложная ситуация) власть действует жестче, проще вводить ограничения, и распространение инфекции идет не так быстро, а смертность ниже.

В столице Испании 8 марта 2020 года прошли массовые демонстрации женщин. Через неделю в Мадриде произошла вспышка коронавирусной инфекции, унесшая сотни жизней. В стране даже объявили небывало долгий – десятидневный – траур по погибшим. В то время в соседней Италии уже бушевала эпидемия, но запрет на демонстрацию в Мадриде был бы воспринят как ограничение свободы граждан. Никто не подумал, что он причинил бы значительно меньше вреда, чем массовые демонстрации.

Что-то подобное было и во Владикавказе, когда люди вышли на центральную площадь. Насколько мне известно, спровоцирована эта акция была одним из осетин, вечных «борцов за демократию», проживающим ныне не в Осетии, а в Петербурге. А что в результате? Больницы были переполнены, приезжали бригады врачей из Москвы. Слава богу, все нормализовалось.

Такое же недопонимание ситуации было и в Дагестане. Традиционно на Кавказе люди собираются в больших количествах на свадьбах и похоронах. Многолюдные свадебные торжества сейчас запрещены. С похоронами сложнее. Однако жизнь приводит самые убедительные доводы в виде наглядных примеров. Можно сколько угодно говорить о цифрах смертности где-то там далеко – в США, Испании или, на худой конец, в Москве, – все пройдет мимо ушей. Мусульманская традиция требует похоронить умершего в тот же день до наступления темноты. На следующий день его хоронят, только если человек умер вечером или ночью. Когда же в одном селе в один день на единственном местном кладбище проходят 10–15 похорон твоих сельчан разного возраста, два-три дня назад еще бывших здоровыми, это производит сильнейшее впечатление. Других аргументов не надо. В этом году в Дагестане были подобные примеры.