Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Я слышал о случаях, когда заключенные или члены их семьи долгое время не могли сообщить друг другу срочную новость. Один из них рассказал, что узнал о смерти одного из своих родственников лишь через три дня.

Путь в больницу был почти таким же, как накануне вечером. На этот раз меня приковали наручниками к надзирателю, которого я видел во время пребывания в ненавистном 14-м блоке.

Субботним утром воздух был свежее, а движение на дорогах плотнее. Надзиратели обсуждали свои условия труда, низкую зарплату, маленькие пенсии и отсутствие моральных ценностей среди тюремного персонала.

Прошлым вечером надзирательница призналась, что, хотя и не любила свою работу, держалась за нее из-за денег.

Приехав в больницу, надзиратель спросил дорогу в радиологическое отделение. Я снова оказался на всеобщем обозрении: персонал, пациенты и посетители останавливались, чтобы рассмотреть заключенного в наручниках. Из разговора я понял, что обследование было назначено на 11:00, а мы приехали чуть позже.

Сразу после полудня меня пригласили в кабинет, где были врач и медсестра. Мне велели спустить джинсы и сдвинуть трусы вправо, чтобы обнажить пах с левой стороны. Надзиратели не собирались выходить из кабинета.

Завершив сканирование моей левой ноги, врач сказал, что тромба нет и под кожей просто скопилась жидкость. Поскольку левая нога отекла сильнее, я спросил, будет ли проведено сканирование правой. Врач ответил, что его просили проверить только левую ногу.

Я обрадовался, что ТГВ не было в левой ноге, но отек все равно сохранялся. Расспрашивать надзирателей было бессмысленно, поэтому я просто оделся и последовал за ними в регистратуру. Работник регистратуры, не зная, что мне запрещено что-либо сообщать напрямую, громко сказал надзирателям, что нам следует пройти в отделение на первом этаже. Я прекрасно это слышал.

— Сегодня у нас большая загруженность, — сказала медсестра, когда мы пришли в отделение.

Это место больше напоминало поликлинику с койками, чем больничное отделение, — были зал ожидания, несколько смотровых кабинетов, стойка администратора и два туалета.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала она. — Врач вызовет вас.

Мы прошли в заднюю часть зала ожидания, и тем, кто уже сидел, пришлось сдвинуть колени, чтобы пропустить нас. Все прекращали свои дела, чтобы посмотреть на меня, но я уже не удивлялся. Разговоры стали тише, и время от времени я ловил на себе чей-нибудь взгляд.

Врач со стетоскопом на шее вошел в зал ожидания, назвал чью-то фамилию, и мужчина повез женщину в кресле-коляске в смотровой кабинет, а за ними последовала женщина с двумя маленькими пакетами. Я надеялся, что передо мной меньше пациентов, чем всего человек в зале ожидания. Примерно через час после нашего прихода женщина прикатила тележку с напитками и предложила их всем присутствующим. Обслужив надзирателей, она нерешительно посмотрела сначала на них, потом на меня и спросила, не хочу ли я пить. Не будучи уверенным, позволено ли мне при таких обстоятельствах, я спросил надзирателей:

— Мне можно взять напиток?

— Да, можно.

Женщина налила мне чашку кофе, и я был рад попить что-то теплое.

— Если начнут предлагать какао, это наверняка будет значить, что нам предстоит провести здесь весь вечер, — сказала женщина из очереди к врачу, которую вскоре пригласили в смотровой кабинет.

Примерно через час подошла моя очередь, вернее сказать, наша.

Врач задал все те же вопросы, осмотрел мои ноги, взглянул на шею, чтобы проверить, повышено ли давление в венах (это свидетельствовало бы о сердечной недостаточности), и послушал меня стетоскопом. Он посмотрел на монитор компьютера, заглянул в мою карту и сказал то, что уже и так было известно:

— У вас нет ТГВ.

— Как вы считаете, почему у меня отекли ноги?

— Нас просили выяснить, нет ли у вас ТГВ, и я говорю, что его нет. Я напишу письмо тюремному врачу, и если он посчитает необходимым, направит вас на дальнейшее обследование, например на эхокардиографию.

Консультация подходила к концу, и по нетерпеливому шарканью надзирателей я понял, что они тоже хотели поскорее освободиться. Я с ужасом подумал о том, что придется пройти через все это снова.

Когда мы вышли из смотрового кабинета, я попросил разрешения сходить в туалет — терпеть было невмоготу. Надзиратели переглянулись и пошли вместе со мной, надев на меня наручники с длинной цепью. Теперь моя левая рука была закована, и то, что произошло потом, было бы забавным, если бы не было настолько унизительным.