Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Я был удивлен, увидев у него приличный набор парикмахерских инструментов, включая машинку, ножницы и зеркало. Бритвы, однако, не заметил. Взяв зеркало, я ужаснулся от вида своих впалых щек на фоне копны волос. Лицо было очень худым. Я плохо побрился, и на подбородке торчали пучки щетины, а подстричься не было возможности несколько недель.

Парикмахер предложил очень короткую стрижку, поскольку не было гарантии, что в следующие несколько месяцев мне удастся найти того, кто меня подстрижет. Когда мы закончили, он польстил мне, сказав, что я отлично выгляжу. Я дал ему пачку печенья и помог подмести волосы.

Мы с Самиром вместе стояли в очереди за едой — нашу камеру было видно из коридора. Затем шли в тренажерный зал. Приспособились принимать душ так, чтобы всегда кто-то оставался в камере. Мы договорились, какие телепередачи будем смотреть — обоим нравились передачи о природе, снукер [19]и новости. Самир любил смотреть сериалы, особенно «Жители Ист-Энда», а я в это время читал письма, отвечал на них и делал записи в дневнике. Мне нравились интеллектуальные викторины, например «Выдающийся ум» и «Университетская задачка». Мне редко удавалось назвать правильный ответ, но доставляло удовольствие и просто смотреть, как кто-то другой потеет, отвечая на вопросы (и в случае неудачи просто проигрывает, а не попадает в тюрьму). Я любил документальные фильмы и пока смотрел их, Самир читал. Он был индуистом и с жадностью поглощал религиозные тексты. Часто я продолжал читать и писать после того, как Самир ложился спать, но делал это при свете телевизора, который был не слишком ярким.

Мы изо всех сил поддерживали друг друга психологически, решив оставаться сильными и делать все, чтобы продержаться до освобождения.

В соседнем крыле располагались камеры повышенной комфортности, куда новоприбывшим заключенным попасть было нельзя. За исключением четырех двухместных камер, все остальные были одиночными. Двухместные были в два раза больше нашей, к тому же с отдельными туалетами. Мы с Самиром решили изо всех сил постараться занять двухместную камеру в том крыле. По каким критериям происходит расселение, мы точно не знали, но ходили слухи о фаворитизме. Заключенные жаловались, что надзиратели, желая наказать за незначительные нарушения дисциплины, направляли их в «дерьмовые камеры». Вероятно, эта санкция применялась для поддержания дисциплины.

Однажды вечером Самир сообщил, что поговорил с одним из заключенных, работавших в тюрьме, и тот пообещал попросить старшего надзирателя поселить нас в хорошую двухместную камеру. Через два дня наши молитвы были услышаны. Камера Н14 была в два раза больше той, где мы жили. Туалет в отдельной комнате, но вместо двери — ткань, похожая на брезент. В камере стояли две кровати по противоположным стенам и было гораздо теплее, чем в других помещениях тюрьмы.

Мы поставили пакеты на пол и пожали друг другу руки.

Окно выходило на тот же унылый двор, но на нем были занавески из двух довольно грубых полотенец, которые хорошо сдерживали утренний свет.

Мы продолжили привычные занятия. Вместе делали зарядку во дворе, ходили на учебу и делили большинство запасов: мыло, новые бритвенные станки, шампунь, печенье, молоко, чай, кофе и фрукты.

Очень запомнился один вечер. У одного из нас всегда хватало сил, чтобы подбодрить другого, но в тот вечер обоим было эмоционально тяжело. Никакой особенной причины, просто мы скучали по близким и прошлой жизни.

Из-за недостатка надзирателей приходилось находиться в камере дольше обычного, и на пользу это не шло.

Надзиратели всегда не просто закрывали дверь, а хлопали ею со всей силы. При этом раздавался звук, схожий по громкости со взрывом. Это вызывало сильнейший стресс, и наши сердца начинали биться с огромной скоростью. За весь вечер мы не сказали друг другу ни слова, лишь пожелали спокойной ночи.

Позже мы часто обсуждали тот вечер, пытаясь понять его значение. Мы не игнорировали друг друга, просто ни у одного из нас не было моральных сил, чтобы утешить другого. Будучи зрелыми людьми, мы понимали, что обид между нами не было, а в такие моменты лучше просто помолчать.

На следующий день нам стало гораздо легче, и мы вместе пошли в тренажерный зал.

В то время в Хайпойнте находилось более 1300 заключенных. Тренажерный зал был открыт всю неделю с 08:15 до 19:15, и в нем могли одновременно заниматься до 60 человек. Большинство тренировок длились около часа, их приходилось распределять так, чтобы все заключенные имели возможность позаниматься. По прибытии в тюрьму я подал заявление с просьбой разрешить ходить в зал, но намеренно скрыл, что принимаю препараты для снижения артериального давления. Заключенные часто возмущались, когда зал был закрыт из-за нехватки персонала или непредвиденных обстоятельств. Я тренировался как минимум три раза в неделю.