Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

К тому моменту я понял, что вероятность обвинительного приговора стала гораздо выше, чем в самом начале. Подсудимого, которого подозревают не только в непреднамеренном убийстве, но и в лжесвидетельстве, будут воспринимать как лжеца. Каждое сказанное слово будут тщательно проверять на достоверность. Более того, дача заведомо ложных показаний влечет за собой более суровое наказание, чем непреднамеренное убийство.

Суббота, 22 октября 2011 года, 09:00

Прошло четыре недели с момента допроса в полиции. Я собирался ехать на обход в больницу Илинг, как вдруг в дверь позвонили. Кэтрин была в магазине. Я был дома один и все еще в халате. Я открыл дверь, ожидая увидеть почтальона, — иногда он доставлял почту в это время по субботам.

— Вы Дэвид Селлу?

Красиво одетая женщина лет сорока сунула мне в лицо диктофон.

— Эм, да.

— «Санди Миррор». Мне сообщили, что вас допрашивали в полиции в связи с подозрением в непреднамеренном убийстве. Я бы хотела, чтобы вы это прокомментировали.

Я в ужасе уставился на нее.

Меня охватили ярость и недоумение. Откуда она узнала о деле, кто дал ей мой адрес? Какое право она имела являться ко мне домой в такое время?

— Я не желаю обсуждать с вами ни это дело, ни что-либо еще, — сказал я, прежде чем захлопнуть дверь перед ее лицом и закрыться на ключ.

— Насколько я поняла, вы не желаете давать комментарии? — крикнула она напоследок.

Я дошел до гостиной и рухнул на диван. Через час, находясь в полном оцепенении, посмотрел на часы в попытке осознать важность произошедшего. Будучи не в состоянии поехать в больницу с утра, я отложил обход до обеда.

В воскресенье в «Санди Миррор» вышла статья — в ней сообщалось, что меня допрашивали в полиции, подозревая в непреднамеренном убийстве.

Не было ли это связано с тем, что запись моего допроса и все показания свидетелей по делу были переданы в Королевскую прокурорскую службу всего два дня назад?

Кто-то передавал конфиденциальную информацию прессе…

Казалось, что ни у кого нет никакой информации и никто не может дать совет или хотя бы подбодрить. Даже юристы не знали, чего ждать. В это тяжелое время меня очень поддерживали близкие. Дети старались приезжать чаще и советовали оставаться сильными. Кэтрин приглашала меня на долгие прогулки, следила за тем, чтобы я хорошо питался и достаточно спал.

Никто из коллег не понимал, насколько я травмирован. Возможно, следовало на какое-то время уйти с работы, но я знал, что буду постоянно переживать об исходе дела, поэтому продолжал работать. Приступая к серьезной операции, я гадал, что будет, если вдруг что-то пойдет не так, ведь от этого не застрахованы даже самые умелые хирурги. Теперь для этого было особенно неподходящее время.

Если у пациента будут осложнения, будет ли это использовано против меня?

Я прочитал, что врачи, переживающие расследование Генерального медицинского совета, часто совершают суицид. Очевидно, что те, за кем следит еще и полиция, особенно уязвимы.

У меня никогда не возникало желания покончить с собой: я знал, что близкие этого не вынесут, но прекрасно понимал, насколько сильное давление постегивало к этому других врачей.

Я обратился за помощью к коллеге, клиническому психологу-консультанту, который был невероятно добр ко мне. Он научил меня упражнениям для расслабления и рассказал, как правильно настроить себя на тревожные месяцы, ожидавшие меня впереди. Чтобы сократить травматический стресс, следовало не пытаться забыть о проблемах, а думать о них по чуть-чуть. Проще сказать, чем сделать. Я не мог перестать думать о событиях, последовавших за смертью пациента, полицейских допросах и отстранении от работы в больнице имени Клементины Черчилль после нескольких лет практики без нареканий.

Июль 2012 года

Мне позвонила солиситор и сообщила, что Королевская прокурорская служба изучила все доказательства, полученные в ходе масштабного расследования, и попросила полицию вынести вердикт. Она предупредила, что, если на этом этапе предъявят обвинение, меня могут арестовать. Она не знала, смогут ли меня выпустить под залог или же придется оставаться под стражей. Медицинский директор больницы Илинг заранее сообщил, что если будет предъявлено обвинение, то у них не останется другого выхода, кроме как отстранить меня от работы до решения суда.

В назначенный день мы с женой, двумя детьми и солиситором снова приехали в полицейский участок Хэрроу. Солиситором была белая женщина около 60 лет с короткими светлыми волосами. Когда нас вели по тускло освещенному коридору мимо грязных камер, я посмотрел на солиситора и по выражению ее лица понял, что следует ожидать худшего. Нас встретили младший детектив и его старшая по званию коллега. Их язык тела, молчание и подход к делу свидетельствовали о том, что они совершенно не беспокоились о моих чувствах и психологическом благополучии. Меня всегда учили избегать такого поведения , когда нужно сообщить пациенту плохие новости. Мне сообщили без преамбулы: «Королевская прокурорская служба доверила предъявить вам обвинение в непреднамеренном убийстве, совершенном 14 февраля 2010 года, и даче заведомо ложных показаний в коронерском суде 18 октября 2010 года». «Вам не нужно ничего говорить…» — сказал мужчина-офицер совершенно без эмоций.