Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

— Хотите сказать, что после всего услышанного не обвинят ни резидента, ни больницу? — спросил Дэниел.

Это был разумный вопрос, мне он тоже приходил в голову. Я ждал, когда кто-то, обладающий большей властью, заставит больницу исправить несоответствия требованиям, не упомянутым в расследовании.

— Необязательно, но решать будет полиция.

Барристер посмотрела сначала на меня, а затем на моих сына и жену и сказала:

— Я пришлю отчет вам и Обществу защиты медицинских работников.

Мы подошли к автомобилю. Я хотел сесть за руль, но Дэниел попросил меня занять переднее пассажирское место.

— Когда коронер сказал мне покинуть зал суда, обсуждал ли он что-то только с барристерами? — спросил я, пытаясь выяснить подробности.

— Нет, — ответила Кэтрин. — Всё сказанное слышали все присутствующие. Честно говоря, он говорил на юридическом языке, ссылаясь на статью такую-то, пункт такой-то, но слышали это все. Упоминал непреднамеренное убийство и защиту свидетеля, но я не понимаю, почему тебе нельзя было это слышать. Твоя барристер не протестовала.

Домой мы ехали молча.

30 ноября 2010 года

Через месяц после расследования меня снова вызвали в Генеральный медицинский совет — коронер решил передать мое дело в Королевскую прокурорскую службу. В этот раз пришлось ехать в Манчестер, поскольку теперь офис располагался там. Мы с Кэтрин приехали и поднялись на лифте на седьмой этаж. Ожидая, я посмотрел в Интернете, кто еще должен был предстать перед линчевателями: как и я, это были врачи с иностранными именами.

Генеральный медицинский совет чаще всего расследовал дела врачей, принадлежавших к этническим меньшинствам. Ничего не изменилось. Хоть совет и признал неравенство, беспокоившее многих иностранных врачей, никаких изменений не последовало.

Генеральный медицинский совет все еще выступал в роли и обвинителя, и судьи, но со временем это должно было измениться.

Прежде чем нас вызвали, пришлось ждать два с половиной часа. Совет запросил отчет хирурга общего профиля Джона Друри, который не изучил оригинальные записи о пациенте и опирался только на отчет Эмпи, а это противоречило правилам Генерального медицинского совета. В правилах было четко сказано, что эксперты не должны опираться на выводы других людей, обязаны изучить оригинальные записи и делать выводы именно на их основании. Несмотря на это, Генеральный медицинский совет принял во внимание мнение мистера Друри и наложил ограничения на мою лицензию, лишив возможности работать в частных лечебных учреждениях.

Из государственных больниц я мог работать лишь в Илинге, причем под наблюдением главного врача.

Это решение должно было пересматриваться каждые три месяца, и по мере расследования дела могли приниматься дальнейшие решения.

Генеральный медицинский совет должен был уведомить меня о следующих слушаниях.

В больнице Илинг были рады, что я продолжил выполнять работу в полном объеме, оставаясь на дежурства и берясь за экстренные операции.

Полиция решила допросить меня, но не как свидетеля, а как потенциального подсудимого.

Из всех профессиональных организаций, где я состоял, Общество по защите медицинских работников оказало мне наибольшую поддержку. Я несколько раз обращался туда за советом. Я наивно полагал, что другие организации, включая Королевскую коллегию хирургов и Британскую медицинскую ассоциацию, за членство в которых регулярно платил, окажут помощь, когда будет необходимость. Я не полагал, что они примут участие в судебном процессе и что обязаны это делать, но надеялся на психологическую поддержку с их стороны. Я знал других хирургов, подозреваемых в непреднамеренном убийстве. Их обвиняли, предавали суду, а затем либо оправдывали, либо осуждали. Практически все они состояли в одной из Коллегий хирургов и Британской медицинской ассоциации и, скорее всего, тоже надеялись на помощь, в которой теперь нуждался я. Искать ее в этих организациях казалось вполне очевидным, поскольку они были удалены от рабочего места, где конфиденциальность никто не мог гарантировать.

Однажды утром я позвонил на горячую линию Королевской коллегии хирургов Англии. Ответила женщина-оператор, и я кратко объяснил, что один из моих пациентов умер, и мне предстоит стать участником сложного расследования, чего никогда прежде не случалось. Я полагал, что кто-то из коллегии сможет мне помочь.