Андерс Фомсгорд - Вирусы. Откуда они берутся, как передаются людям и что может защитить от них [litres]

Эбола, Марбург и Ласса – три опаснейших африканских вируса, они вызывают геморрагическую лихорадку.

И, наконец, устранить вирусную угрозу, возможно, уничтожить инфицированных… ну, в смысле зараженных обезьян. Ведь не станут же они убивать людей? Или все-таки… Кто знает, что там на уме у американских военных?

Мы наспех поблагодарили наших собеседников за нескучную пятницу, тщательно вымыли руки в туалете, прежде чем выйти на улицу, и отправились обратно, в лабораторию в Роквилле. По дороге домой мы говорили о способах заразиться Эболой. И, хотя чаще всего она передается через прикосновение, Фил слышал об экспериментах, в ходе которых обезьян заражали, заставляя вдыхать воздух с содержащимися в нем частицами филовируса. Вообще-то такой путь не типичен для данного патогена, но если приматов массово инфицировали, поразив вирусом легкие, Эбола вполне может адаптироваться к легочной ткани, попадать в трахею и выше и передаваться воздушно-капельным путем. Потому что историю с распространением заболевания в Рестоне возможно было объяснить лишь заражением по воздуху или через вентиляционную систему. Также мы обсудили, не изолироваться ли дома, хотя бы дней на пять, просто на всякий случай. А может, это паранойя – садиться на карантин лишь потому, что мы пообщались с несколькими потенциально инфицированными коллегами? Ведь мы сами не трогали мертвых обезьян из Рестона…

Я подумал о своей семье. Как я объясню домочадцам, что моя (а значит, и их) дальнейшая жизнь зависит от какого-то тропического вируса? Я решил проверить, чем отличаются Эбола и Марбург, а также два вида Эболы – заирский и суданский. Инкубационный период для геморрагической лихорадки первого вида составляет от пяти до десяти дней. И, невзирая на наш вывод о том, что заражение маловероятно, в голове моей сам собой пошел обратный отсчет времени, прошедшего с нашей поездки в Форт-Детрик. Это было в пятницу (принятую за нулевой день в моем отсчете), и по приезде я немедленно отправился домой, хотя, возможно, именно этого делать и не стоило, но неделя выдалась тяжелой, и я еле стоял на ногах.

Зато в выходные мы дружно вышли на работу в лабораторию и разговаривали, естественно, по большей части о том, что у нас очень мал риск заразиться новым обезьяньим филовирусом. Не то что у наших коллег из USAMRIID и работников центра в Рестоне, которые имели непосредственный контакт с больными и мертвыми животными. А также с их выделениями и внутренними органами во время забора крови и в процессе поспешных вскрытий тел. Я поинтересовался у сотрудников лаборатории, что вообще известно на данный момент об Эболе. И узнал, что вирус состоит из восьми протеинов, четыре из которых являются «темными лошадками», но именно они, судя по всему, так же губительно действуют на иммунную систему человека, как ВИЧ. Правда, последний разрушает и уничтожает ее в течение нескольких лет, а Эбола справляется с этим всего за одну неделю. В то время никто не знал, откуда взялся этот вирус. Точнее, от какого животного. Понятно было лишь то, что обезьяны не могли являться его естественными хозяевами, так как они сами заболевали. В данном случае главной странностью было то, что инфицированные приматы прибыли из Азии, а вовсе не из Африки, считавшейся «родиной» патогена. Правда, он вполне мог сначала попасть из Африки в Азию. Похоже, речь шла о новом, азиатском филовирусе, похожем на эболавирус, либо об африканском эболавирусе, мутировавшем на Востоке. И если так, мы никак не могли добыть сведения о путях заражения и проценте смертности.

Следующую, «инкубационную», неделю я целиком провел в Роквилле. Закупщик, с которым мы делили кабинет, то и дело созванивался со своим коллегой из Рестона. Я сидел за столом и, рассматривая генетические последовательности на экране, краем уха слушал их переговоры. Я уловил информацию о том, что теперь заболели обезьяны из совершенно другого отдела центра, многие из них уже умерли от геморрагической лихорадки. Их косил филовирус. Погибали почти все заболевшие животные. А значит, смертность приближалась к 90 %, ни о каких 25 % не было и речи. Я содрогнулся от этой мысли. Внезапно почувствовав себя не в своей тарелке, подумал о жене и дочке, ожидающих меня на Кроуфорд-драйв в Роквилле. Неужели правильно то, что все пять-десять дней инкубационного периода я буду находиться в лаборатории? Да мы все ходили на работу, а между тем, сидеть дома, возможно, было гораздо разумнее. Эбола не инфицирует во время инкубационного периода, она заразна только с момента появления симптомов и при очень тесном контакте. Значит, при первых же признаках болезни я смогу сразу уехать на работу, чтобы не заразить домашних.