Владимир Эфроимсон - Предпосылки гениальности

Таким образом, добрая доля поразительной истории северной Италии, да и всего Возрождения, добрая доля ее культуры связана с подагрическими Медичи, Висконти, Микеланджело, Петраркой, если ограничиться только самыми выдающимися, не говоря уже о том, что именно Медичи-папы поднесли факел к пороховой бочке — Реформации. (...)

Микеланджело(1475—1564), Микеланджело, о почечно-каменной болезни которого упоминают почти все его биографы, а о подагре попутно Р. Роллан [ 32 ] 1 Роллан Р. Жизнь Бетховена. М.:1964. С. ВО. 1, сочетал невероятное, неудержимое трудолюбие с почти безграничной универсальностью. Его собственная мощь и энергия как бы передались его скульптурам и другим произведениям. Она как бы рвется у них изнутри, взглянем ли мы на раба, на еще сидящего Моисея, на пророков и святых, на «Страшный суд» или что-либо другое. Многообразие, сила, упорство, глубина, значимость скульптур, картин, архитектурных сооружений общеизвестны, и нам остается только напомнить о поразительной проникновенности. и проницательности его сонетов, подтверждающих, что главное во всех гениях — огромная сила интеллекта, рвущегося в творчество. (...)

Христофор Колумб(1451—1506). В испанской литературе о Колумбе нередки упоминания о том, что он страдал подагрой, а в английских книгах говорится неопределенно то о подагре, то о ревматизме, но как мы не раз убеждались, испанское слово «gota» (подагра) неточно переводится как ревматизм.

Документы и сведения о нем крайне противоречивы. Оспаривается, например, его генуэзское происхождение — он не знал итальянского языка и писал только на испанском. Здесь невозможно рассматривать выдвинутые против него обвинения, в частности, в том, что он совершил роковую ошибку, приняв Америку за Азию, что всецело объясняется состоянием географии того времени, трудностью и ненадежностью сведений от туземцев, а может быть, и невозможностью получения средств и экипажа. Важна его деятельность, его упорные попытки добиться снаряжения экспедиции на запад при португальском дворе, его многолетние попытки добиться этой экспедиции при дворе Кастилии и Лесоа, его решимость после многих бесплодных лет обратиться к Франции, преодоление им бесчисленных кризисных ситуаций со своим будущим экипажем, с Пинсонами, успешная борьба с придворными интриганами; вторая, третья, четвертая экспедиция в Америку — любого из этих предприятий достаточно, чтобы видеть в нем человека изумительной энергии, настойчивости, целеустремленности, воли, увлеченности.

Следствия его открытий громадны, его подагричность несомненна, в особенности по испанским источникам (...). Для нас существенно то, что не считая случайного, забытого открытия Винланда Эриком Рыжим и Лейфом Счастливым, Колумб был первым человеком за многие тысячелетия, который, преодолевая бесчисленные препятствия, добился снаряжения первой экспедиции и тремя последующими сделал Новый Свет достижимым.

Он был вовсе незнатным человеком — обстоятельство, неимоверно осложнившее его задачу; он был чужестранцем, что еще хуже. Ему приходилось добиваться цели при дворе и подчинять своей воле всегда готовый к бунту экипаж. Ему приходилось выторговывать себе высшие звания, может быть потому, что без них с ним вообще не стали бы считаться подчиненные ему авантюристы и преступники. Его характерологию следует определять по свершениям, а не по дошедшим документам, включая его собственноручные. Возможно, не давай свои непомерные обещания, он не получил бы и средства для осуществления замысла. Для нас существенно одно — многократность совершенных подвигов интеллекта, воли, настойчивости и целеустремленности [ 33 ] 2 Irning W. Vie et voyages de Christophe Colomb. P.: Librairie Internationale. 1864. 2.

Многие историки считают Колумба лишь баловнем судьбы, лгуном, обманщиком, невеждой. Эти высказывания базируются на совершенно чудовищных ошибках, обнаруженных в документах, исходящих от Колумба, и на том, что он считал себя не открывателем нового континента, а открывателем нового пути в Азию, открытые же им земли — азиатскими.

Нет смысла перечислять ошибки в донесениях, прокламациях и декларациях. Они бесчисленны. Колумбу были нужны поддержка испанской короны, деньги и люди. Он не смог бы получить ни королевскую поддержку, ни денег, ни людей, если бы просил все это для достижения цели, лежащей на расстоянии 13 тыс. км, во времена, когда за пределами Средиземноморья любое некаботажное плавание, даже переправа через Ла Манш, было небезопасным предприятием. Он должен был указывать гораздо более близкую цель, вынужден был свою версию поддерживать. Что он эту цель, путь к ней и обратно, в действительности знал неопровержимо, доказывается тем, что от берегов Испании он отправился не прямо к цели, а на юго-восток, к Канарским островам, а оттуда, пользуясь попутными пассатами, за 5 недель доплыл до Антилл. Возвращаясь же в Испанию, Колумб поплыл вовсе не прямым путем на восток, а против ветров и течений поплыл на северо-восток и затем, по зоне попутных ветров и течений, всего за две недели приплыл к Канарским островам.