Галина Каган - Окно в другое измерение

Ещё я иногда работаю в школе N, детдоме X и на дому.

Но это, по правде говоря, не имеет ни малейшего значения.

Вхожу в комнату.

Ребёнок лежит на полу и рыдает.

Он в бешенстве, ему страшно. Успокаивать и отвлекать бесполезно. Ложусь на пол рядом с ним и начинаю кричать, рыдать и стучать ногами. («Ты не один, я разделяю твои чувства, я такая же, как ты».)

Он на секунду перестаёт рыдать и смотрит на меня. Мельком, искоса.

С остервенением кусает свою руку. Я тоже кусаю руку.

Через десять минут он перестаёт рыдать и начинает жалобно тянуть:

— Мммммммм…

Я тяну вместе с ним.

Выстраиваю простую мелодию:

— Мммм, МММММ… МММ… МММ…

Он смотрит на меня и хватает за волосы.

Я хватаю за волосы его. Не больно.

Он отпускает меня. Берёт мои руки, кладёт к себе на голову.

Я глажу его.

Он отходит на два шага, останавливается и оттягивает пальцами нижнюю губу.

Посматривает на меня. Я повторяю за ним.

Он садится за рояль и играет.

Медленно нажимает на клавиши.

Я отхожу.

Нужно дать ему побыть одному.

Дорогой Лёва!

Вот моё стихотворение:

Дорогой Лёва!

Что–то я заснуть не могу. Хочется написать тебе об Анне.

Есть люди, за которых мне хочется молиться.

Твоя мама говорит, что у нас каменное сердце. И вот есть люди, которые могут это вылечить.

Первый раз услышала Аннино имя просто так, без отчества.

— Один человек у нас пойдёт к Анне.

Всех учителей в начале практики нам представили по имени и отчеству.

— Маша у нас пойдёт к Анне.

(И все переглянулись.)

Мы ходили по школьным лестницам, и А. С. спрашивала, заглядывая в классы:

— Анну не видели?

Анну никто не видел. Дети её где–то здесь.

Анна мне не понравилась. Выражением лица. Сперва я приняла его за скуку и равнодушие. Только потом нашла верное слово: безнадёжность.

Вся она была какая–то убитая. Безразлично смотрела на меня. Безразлично отвечала на вопросы. В классе сломанные парты. Голые стены. Ни одного цветка.

Меня возмущало, что Анна прямо посреди урока присаживается на парту и напевает. Как она может называть Сашку дураком? И не использует табличек. И работает кое–как! И на всё–то ей наплевать! На класс, на детей, на методику преподавания, на развитие слухового восприятия.

Я сказала:

— Анна — плохой учитель. Я не буду такой, как она.

Три Анниных выражения:

«Дурдом–санаторий “Солнышко”» (это про класс).

«Меньше слов — больше дела» — про мои конспекты уроков.

И — «Урок должен быть как песня».

Постепенно я её поняла. Это был отчаявшийся человек. Человек, опустивший руки.

— Понимаешь, — объясняла она мне, — дали мне класс. Они были совсем никакие. И вот за год я их вытянула до такого уровня, что с ними стало можно работать. Тогда у меня их забрали и дали новых. Те вообще ничего не умели. За месяц я их кое–как привела в чувство. Тогда мне дали Настю с Рустамом. И у меня опустились руки. Если я работаю с классом, я бросаю этих. Работаю с этими — бросаю класс. Раньше я шла в школу как на праздник. Теперь я иду в школу как на каторгу.

Надо сказать, что, даже если исключить Рустама и Настю, Аннин класс — худшие из худших. Тяжелые из самых тяжелых. На нас приходили смотреть.

Анна срывалась, кричала на детей, хватала Рустама за шкирку и кидала под учительский стол.

Но было что–то…

Как Анна подозвала меня к себе во время урока:

— Встань сюда. А теперь посмотри на их глаза. Видишь? С этого момента можешь им ничего не объяснять. Уплыли…